Лицо Бориса побледнело, но он нашел в себе силы на шепот.
— Как и было сказано! — прохрипел негромко он. — Сволочь и убийца!
— А скажите мне, чего ради он такой у нас шум устроил? — спросил Коша, оборачиваясь к девушке. — Похоже, он заинтересовать хотел. Я вот только не соображу, чего ради?
Лида сильно побледнела и сжала зубы. Ее била дрожь. Бородач все еще пытался приподняться и крикнуть, но крика не выходило. Изо рта Бориса текла кровь.
— Заткни ему глотку! — попросил Мирный.
Взяв свой пистолет обеими руками, Коша отступил немного и три раза выстрелил в уже размякшее, брызжущее кровью тело, в мятую штормовку, в черную задранную бороду. На этот раз от грохота уши заложило надолго. Когда барабанные перепонки немножко пришли в норму, Мирный сказал грустно:
— Готов! — Он склонился к застывшему в нелепой позе гитаристу. — Испортил песню, дурак!
Дверь в купе со скрежетом двинулась в пазах и встала на место. Лида кинулась к распростертому телу. Пачкаясь в крови, повернула его, припала ухом к груди. Ясно услышала биение чужого сердца.
— Жив он… — сквозь слезы очень-очень тихо прошептала она. — Врача нужно!
Услышать сквозь лязг колес и звон гитары шум спускаемой в туалете воды было почти невозможно, но Сергей Николаевич, замерший между полок посредине своего купе, так хотел услышать, что услышал дважды. Сперва воду спустил аккуратный Зяма, а затем проводник.
— Сережа! — прошептал командированный. — Сережа, он спустил наши наркотики в туалет!..
— Какой черт наши?! — Сергей Николаевич уперся подбородком в дрожащий край верхней полки и заглянул в помятое лицо пьяного. — Здесь у него, под подушкой, пакетик лежал… Помнишь, молодой перед станцией заходил?
Второй командированный покивал. Потом присел на свое место внизу, сжал голову руками и простонал так же тихо:
— Это невозможно выдержать… Дрянь какая… Дрянь…
— Кто это дрянь? — спросил Алексей. — Хотя дрянь, конечно… Иначе не скажешь.
— Мы дрянь! — признался командированный. — Я дрянь! Нельзя же так…
— А что, умереть? — спросил Сергей Николаевич.
Он сильно тряхнул спящего за плечо, потом взял его холодными пальцами за нос и повернул. Пьяный застонал и не проснулся.
— Все проспал. Ты смотри, все проспал… Ничего не заметил. А проснется — пойдет опохмеляться. — Он опять повернул опухший нос пьяного, и тот замычал, открыл на мгновение глаза. — Больно? — спросил Сергей Николаевич.
— Пусти!.. Пусти!.. Больно!..
Мимо в проеме раскрытой двери мелькнул силуэт Зямы, он даже не заглянул. Поезд раскачивало, и неосторожно Зяма ударил локтем в следующую закрытую дверь.
