Операция по ликвидации «Черной кошки» началась вечером. Милиция водного и городского отделов окружила все возможные пути отхода. Сотрудники открыли люки и через рупоры предложили выходить наружу, гарантируя жизнь. Это продолжалось несколько часов, до утра, но реакции не последовало. Один из уполномоченных водного отдела взяв ППШ и фонарь, спустился в канализационный люк на площади Кангуна, но был тут же убит — автоматная очередь рассекла его почти пополам. После этого уговоры прекратились.
К спуску подогнали несколько грузовиков, на их выхлопные труби надели шланги, спустили их концы в люки и стали выкуривать бандитов. Вскоре показались первые из них с поднятыми руками. Эта банда была известна в городе как «Черная кошка» — по названию кабаре, открытому во время оккупации на Троицкой (позже в этом здании был клуб железнодорожников). Именно там подыскивались жертвы — преимущественно состоятельные одесситы, при румынах открывшие бизнес.
Большую часть членов бандгруппы арестовали тогда, других поймали несколько позже. Среди них были и молодые женщины, также участвовавшие в грабежах и налетах при любой власти, а также сбывавшие преступную добычу.
Все участки канализации были тщательно обследованы. Оперативники обнаружили множество коробок с одеждой, обувью, фабричные упаковки шоколада, тушенки, сгущенного молока, галет и многих других товаров, продававшихся тогда на Привозе по астрономическим ценам.
Дядя Боря, отец моих друзей Вовы и Жени Михеевых, принимал непосредственное участие в этой сложной операции.
Судебный процесс был очень громким, о нем ходили легенды. Особенно впечатляли рассказы о молодых женщинах, действовавших с особой жестокостью. Один из очевидцев, присутствовавший на суде, передавал смысл показаний обвиняемой, на вид приличной девушки:
— Подсудимая, почему и как вы выкалывали глаза убитым?
— Я где-то слышала, что в зрачках фиксируется предсмертный момент. А как я это делала — то пусть мне снимут наручники, и я покажу на вас.
Борис Александрович был потрясающе честным человеком. Ему много раз предлагали мзду, в него стреляли через окно квартиры, а он жил на свою милицейскую зарплату и никого не боялся. Он защищал правопорядок.
* * *
Порт был кормильцем города в самые голодные послевоенные годы. На полуразрушенных причалах постоянно гремел такелаж. Суда разгружались, уходили, а их места занимали новые. Американская помощь действительно поступала в больших количествах, но куда она девалась для меня загадка и поныне. Ни один из моих друзей не мог припомнить случая, чтобы семья нуждающихся одесситов получила коробку сгущенки или тушенки с надписью «сделано в США».
