Записки одессита. Часть вторая. Послеоккупационный период | страница 59



Тюремный телеграф продемонстрировал безотказную работу. «Воры в законе» Михаила Вулиха скоро нашли и повесили в камере.

* * *

Василий Никифорович был влюблен в свою «Победу», которую он называл Тамарой. На ночь автомобиль ставил напротив двора и почти каждый вечер после ужина шел ее охранять — спать в салоне.

Однажды проснувшись утром дядя Вася обнаружил, что Тамара твердо стоит на кирпичах, а колес нет. Так рано с дежурства он никогда не приходил. Он разбудил всех. Отметив горе парой стаканов вина, незадачливый охранник развеселился: «Хорошо, что меня самого не украли!»

Двор дома № 84 по Ришельевской находился между Привозной и Пантелеймоновской. Он был центром подпольного бизнеса самых передовых в мире барыг, ворюг и хапуг: тогда в нашей стране всё было самым передовым. Перекупщики краденого имели такой вид, что даже рабоче-крестьянская милиция не спешила их трогать руками. От этой безнаказанности криминалитет настолько распоясался, что валялся в собственных испражнениях вокруг нашего дома. Иногда кто-то из спящих ханыг просыпался и чудесным образом опять становился пьяным.

Возле рыбных рядов толпились продавцы скумбрии. Приезжие, слышавшие, что вкусней ее ничего не бывает, торговались.

— Сколько стоит эта рыба?

— Восемь рублей.

— А почему так дорого?

— Так в ней очень много фосфора, а он нужен для мозгов. Будете умнеть…

Подходит другой приезжий:

— А почему такая же рыба стоит в магазине два рубля? Я у вас купил по восемь!

— Вот видите? Только один раз покушали, а уже начало действовать!

С Привоза доносились крики «Ой, рятуйте! Вкралы гроши!»

Возле пострадавших колхозниц собираются зеваки.

— Так нужно было держать деньги за пазухой — назидательно советует кто-то из толпы.

— А я де трымала? Воны ж трохы цицку не видирвалы!

Иногда подобные крики раздавались сразу с нескольких сторон Привоза и зеваки не знали, куда бежать, опасаясь, что после посещения базара так и не смогут рассказать ничего хорошего.

Со стороны Ришельевской, не доходя немного до Пантелеймоновской, был глубочайший винный подвал. Там гуляла исключительно привозная привилегированная босота. Входные двери всегда были распахнуты и снизу веяло угаром как из неисправной парной. При этом вонючих ханурей туда не пускали. Там проводила время воровская элита, отмечая удачную кражу или перепродажу.

«Аристократия» вела себя с достоинством, оттопыривая мизинец руки, державшей стакан так, что возникала опасность повреждения левого глаза при последнем глотке.