– Думаю, сегодня, попозже, – он смотрит на Ифу. – На нее столько всего свалилось.
Ифа улыбается, он знал, что она улыбнется.
– Какие-то похороны кота, – говорит он.
– У Моники кот?
– Был. Кот Питера, по-моему.
– А. – Она подбирает под себя ступни, кладет подборок на колени. – Ты посмотри на все это, – бормочет она.
Он обводит взглядом двор, узкий участок земли, втиснутый между соседями, лысеющий газон, высохшие цветы без соцветий, захиревшую сливу.
– Знаю.
– То есть я слышала, что засуха сильная, но не понимала, что настолько.
Она гасит сигарету о ступеньку.
– Так жарко. А всего только… сколько сейчас времени?
Он поворачивает к себе часы.
– Четверть девятого.
– Четверть девятого, – повторяет она, глядя в лазурное небо. – Матерь Божья.
Они сидят еще какое-то время. Мимо с жужжанием пролетает пчела, выписывает кренделя у них над головами, прежде чем взять курс на ветки яблони.
– Так что ты думаешь? – Она кивает в сторону дома.
Он набирает воздуха. Пчела возвращается, потом, словно передумав, направляется вверх, к кирпичной кладке стены.
– Не знаю, – говорит он. – Правда, не знаю.
– Хорошего ничего.
– Совсем ничего.
– Думаешь, он?..
– Что?
– Ну, сам понимаешь.
Они на мгновение встречаются глазами, потом отводят взгляд.
– Что-то с собой сделал? Ты об этом думаешь?
– Не знаю.
Ифа крутит серебряную цепочку на запястье, пропуская звенья сквозь пальцы.
– Не знаю, о чем я думаю. Никогда не знаю, что о нем думать. Его невозможно…
– Раскусить.
– Именно. Думаешь, он с кем-то сбежал?
– С полюбовницей? – говорит он, пользуясь любимым словечком матери. – По-моему, вряд ли.
– Точно?
– Не могу представить, чтобы он это сделал.
– Кому он сдался? – бормочет Ифа, открывая пачку сигарет, потом снова ее закрывает. – Думаешь, она знает больше, чем признается?
Он поворачивается и смотрит на нее.
– С чего ты решила?
Она пожимает плечами.
– Ты же ее знаешь.
– В смысле?
– Ну, так. – Она опять пожимает плечами. – Видит то, что хочет, а…
– Остальное отбрасывает. Дай-ка одну, – говорит Майкл Фрэнсис, и Ифа протягивает пачку.
Он вставляет сигарету в рот и тянется за спичками, когда их прерывает окрик сверху.
– О чем вы двое там внизу шепчетесь?
– Твою мать.
Майкл Фрэнсис выхватывает сигарету изо рта. Прячет пачку и спички и, обернувшись, поднимает голову.
– Господи, – шепчет Ифа, – тебе что, двенадцать лет?
– Заткнись, – шипит он.
– Сам заткнись.
– Нет, ты заткнись.
Ифа наваливается на него, и то, как сестра с силой придавливает его руку, пока единственное хорошее, что случилось за день.
