Но, как ни поразительно, она все-таки заходит. Моника слышит ее голос, взвивающийся в прихожей, она говорит с одной из дочек, утешает, просит, чтобы они, бога ради, не снимали сандалии. Моника стоит на верхней ступеньке лестницы, положив руку на перила, застыв, не в силах понять, что происходит.
Дженни. В доме. Впервые с тех пор, как ушла из него. Питер ни разу не говорил, что такое может случиться.
Теперь она слышит Дженни в кухне. Та открывает и закрывает дверцу шкафчика. Потому что она, конечно, знает, где что, где вообще все. Кто-то открыл кран. Звенят чашки, бормочут голоса, по-прежнему утешают, слышно одну из девочек, она продолжает плакать. Джессика или Флоренс? Моника слышала, что мать может узнать плач ребенка сразу; к мачехам это явно не относится.
Она в доме.
Моника чувствует, как каждая пора на теле выделяет влагу. Как же здесь, черт возьми, жарко, блузка тесная, и под мышками мокро. От неподвижности у нее почти болят суставы, но она не может пошевелиться, не может отступить обратно в спальню и не может спуститься по лестнице.
Когда Майкл Фрэнсис возвращается, никого уже нет. Его встречают пустой стол, оставленные чашки и свернутая салфетка. Он слышит, как наверху словно бьют по мячу: это мать, без сомнения, ее напористый кренящийся шаг. Дверь во двор открыта, он идет туда, и перед ним предстает Ифа, вид со спины, она сидит на крыльце, подтянув к груди колени, над ней поднимается прямая ниточка дыма, как сигнал, непотревоженный движением воздуха.
Он опускается рядом с ней. Она ничего не говорит, просто протягивает руку с сигаретой. Он качает головой, и она поворачивается к нему, подняв бровь.
– Бросил, – говорит он.
Она поднимает вторую бровь.
– В основном. – Он берет сигарету и затягивается. – Клэр не говори.
Она издает негромкий насмешливый звук, как бы говоря: а то я собиралась, и его пронзает то, как он по ней скучал, и как ему нравится, что она – единственный человек в семье, который всегда сохранит тайну, сдержит слово, и какое облегчение, что она здесь, и он готов произнести имя жены, он готов сказать «Клэр», готов рассказать Ифе все, потому что знает, она будет слушать, пока у него не кончатся слова, а потом задаст вопрос, который даст ему новые, а она станет молчать, до конца, склонив голову набок, а потом что-нибудь скажет, что-нибудь настолько…
– Моника приедет? – спрашивает Ифа.
Он возвращает сигарету и, когда Ифа ее забирает, замечает, что ногти у нее обгрызены до мяса, и его это озадачивает, потому что он не знал, что она грызет ногти – разве это была не Моника?
