– Я ему не говорила, – дрожащим голосом отвечает Ифа. – Не говорила я. С чего вдруг?
– Ну, кто-то сообщил.
– Это не я.
Тишина, густая, как туман, ползет с лестничной площадки. Гретте кажется, что она могла бы протянуть руку и потрогать ее холодное вещество.
– Так вот почему он ушел, – шепчет Ифа. – Потому что узнал. И ты думала, что я…
– Он ушел, потому что ты ему сказала, – выплевывает Моника, и Гретте хочется выйти к дочери, потрогать ее за плечо и заверить: это не она, это не твоя сестра, поверь, Ифа бы так не сделала.
– Моника, я ему не говорила, – произносит Ифа. – Клянусь.
Гретта слышит, как Моника поворачивается и уходит обратно, вниз по лестнице. Слышит, как Ифа еще какое-то время стоит на площадке. Потом направляется в ванную; Гретта слышит, как она там шумит, пьет воду из-под крана, хотя, видит бог, Гретта тысячу раз говорила, чтобы брала кружку, потом отрывает туалетную бумагу от рулона, неразборчиво бормоча себе под нос. Странно, что она не избавилась от этой привычки, даже когда выросла. Потом возвращается к себе, хлопает дверью. Гретта слышит, как взвизгивают пружины, когда Ифа бросается на кровать, и этот звук заставляет ее невольно улыбнуться.
Тут она слезает с табуретки. Садится на стул Роберта, позади висит его твидовый пиджак, упираясь одеревеневшим воротником в форме буквы «п» ей в спину. Она ощущает стремление – сперва тусклое, а потом острое и рвущее – увидеть мужа, поделиться с ним всем, может быть, не словами, просто сесть рядом и знать, что он чувствует то же, что и она: их девочки, их любимые детки, в ужасающем раздрае, и ничего сделать нельзя.
Она сидит и чувствует одиночество, нехватку Роберта, смотрит в окно на платаны, на их желтые сморщенные листья, неподвижные в тихом тяжелом воздухе. Ее руки сложены на груди, лодыжки скрещены. Итак, заставляет она себя подумать, чтобы вытеснить весь ужас его обескураживающего отсутствия, что мы имеем. Моника в кухне, брякает посудой. Ифа в спальне. Майкл Фрэнсис где-то старается не высовываться, это точно.
Сухие листья на деревьях за окном могли бы быть фотографией, думает она, такие они неподвижные.
Ифа родилась на три недели раньше срока. Гретта шла из магазина на углу с Майклом Фрэнсисом и Моникой, когда отошли воды. Она не смутилась. Было начало февраля. На ней было толстое пальто и пара шерстяных чулок – они впитают самое страшное.
Она протянула сумку с покупками.
– Вот, – сказала она Майклу Фрэнсису, который шел впереди, как всегда, – понеси-ка, хорошо?
