Словесная неразбериха прекращается, если считать, что теория любви — это теория, объясняющая развитие обычных, то есть, кратковременных и слабых сексуальных привязанностей в сильные и стойкие. И если ученый изучит причины и закономерности перехода отношений, именуемых «просто секс», к сильным и стойким страстям, именуемым «любовь», он тоже заслужит признательность человечества.
Космическая сила
99% читателей, взяв в руки книгу под названием «Теория любви» или «Философия любви» ожидают, что им, наконец-то, разъяснят с научной точки зрения то, о чем они читали в романах. Вместо этого они натыкаются порой на космическую силу, а также на глубокомысленнейшие рассуждения по поводу любви как устремленности на предмет, на идею и еще на что-то.
Разные бывают методы. И может быть, кто-нибудь когда-нибудь, воспарив высоко в сферы чистого разума и подвергнув там анализу понятие любви, спустится затем на грешную землю, приложит результаты своего анализа к реальным отношениям мужчин и женщин и разом их прояснит. Однако, если честно, ничего даже отдаленно похожего пока не наблюдается.
Профессор философии в очень ученом труде идет к пониманию любви следующим образом: «… Любовь, … есть универсальная космическая потенция, позволяющая преодолеть мысли изнуряющую власть бытия и снова, таким образом, вернуться в состояние звенящей свободы, или творческого эроса. Любовь, другими словами, составляет предпосылку того, чтобы духовная космическая сила вновь разлетелась на части. Можно сказать и так: именно она позволяет Вселенной начать новый оборот, открыть новый эон, не дать времени быть временем лишь этого мира.
С осознания данного факта начинается новая наука о любви, которую мы попытаемся ниже охарактеризовать как метакритику "чистой" любви»{20}.
А физики с астрономами все еще ломают себе головы: отчего это произошел Большой взрыв и образовалась Вселенная с ее разбегающимися галактиками? Все просто, оказывается: любовь позволила.
Философические умствования в духе Шеллинга или Гегеля выглядят глубокомысленными лишь на величайшем уровне абстракции. Следить за мыслью Гегеля, когда он, показывая тождество «бытия» и «ничто», выводит из них «становление», — прямо-таки интеллектуальное наслаждение. Стоит, однако, этой философии с вершин абстракций спуститься к реальному миру, к отношениям живых людей, интеллектуальный восторг сразу же пропадает и становится заметной натужность ее построений. И если «Наука логики» Гегеля еще долго будет оставаться учебником мысли, то его «Философию природы» за последние сто лет вряд ли кто-то, кроме корректоров, прочитал в полном объеме.
