Великая ложь. Теория любви: мифы и реальность. | страница 21



Вот как, к примеру, объясняет Гегель происхождение семьи: «Нравственный дух в своей непосредственности содержит в себе тот природный момент, что индивидуум в своей естественной всеобщности, в роде, имеет свое субстанциональное наличное бытие — отношение полов, но поднятое на степень духовного определения; единения любви и чувства взаимного доверия; дух как семья есть ощущающий дух»{21}.

Здесь семья представлена как проявление естественной всеобщности человека. Это очень плохо согласуется как с историческими фактами, о которых речь еще впереди, так и с современностью, в которой наблюдается явный кризис семьи в старом понимании.

Для философии Гегеля расхождения философии с жизнью имеют мало значения. Главное для него — логика развития Абсолютной Идеи, то есть, Бога. И если нечто происходящее в мире, логике не вполне соответствует, значит, оно случайное, недействительное и не заслуживающее внимания философа.

Современный последователь Шеллинга или Гегеля позволить себе подобного пренебрежения к фактам не может. Согласовать свои философические упражнения с реальной жизнью — тоже. А потому лучший выход — оставить эту самую жизнь в стороне. Что и было сделано в очень ученой книге. Осознав факт, что «любовь есть универсальная космическая потенция» и начав новую науку о любви, автор про отношения живых людей даже не вспомнил и, разумеется, ничего в них не прояснил.

А жаль. Было бы чрезвычайно любопытно узнать, как бы он стал, к примеру, объяснять возникновение любви именно в определенный исторический момент после того, как в анализе антиномии номер два он с одинаковой убедительностью доказал тезис: «любовь имеет начало во времени» и антитезис: «любовь не имеет начала во времени; она есть нечто надвременное и вечное».

***

Некоторые авторы, прежде чем приступить к изложению собственных взглядов на любовь, вначале пускаются в пересказ «Пира» Платона, углубляются в тонкие различия названий разных видов любви у древних греков, тревожат Фому Аквинского, вспоминают теорию кристаллизации Стендаля и с неодобрением отзываются о Фрейде, который «все сводит к сексу».

Лучше бы они этого не делали. Обзор истории взглядов на предмет исследования — очень полезное занятие, но только при условии, что имеется некая объединяющая идея, когда история взглядов представляется как процесс медленного и зигзагообразного приближения к правильному пониманию. Но именно этого — объединяющей идеи — ни у кого не наблюдается. Когда дело доходит до главного — объяснения сущности — Платон со Стендалем неизменно остаются где-то в стороне: они сами по себе, умствования современного автора — также сами по себе.