— Ты знаешь, не можешь не знать, что у меня есть, — сказала Любка, — тебе очень хорошо это известно.
И тогда из него выпрыгнуло слово, которое он не собирался произносить.
— Терпение?
Любка задумалась, ее, видимо, насторожило слово, которое вырвалось из него, и она это слово отвергла.
— У меня есть бесстрашие. Я не вильну хвостом и не скроюсь в пучине моря, даже если ты попросишь у меня мою жизнь.
Она постоянно затягивала его в свои словесные омуты. Пусть бы лучше говорила, что любит, страдает, ревнует. Зачем ему лишать ее жизни?
На редких скамейках бывшего леса встречались парочки. Казалось, что они жмутся друг к другу от страха. Любку они возмущали.
— Это не люди, это рабы своих жалких инстинктов.
— Это их первая любовь, — взялся он однажды их оправдывать. — Когда влюбятся во второй раз, уже не будут такими испуганными и бездомными.
— Вторая любовь будет искать себе ключ, — сказала Любка, — найдет и залезет в чужую квартиру.
Он хотел спросить: значит, у нас с тобой первая любовь? Но он не позволял себе никаких слов о любви.
— Ты уже находила ключ, — спросил он, — залезала с кем-нибудь в чужую кровать?
Любку вопрос не обидел.
— Зачем, — спросила она заносчиво, — зачем мне какой-то дурацкий чужой ключ? Я поведу свою любовь куда захочу — в леса, поля, луга, на другие планеты.
— Может, и меня ты привела сюда?
— А кто же тебя привел? — удивилась Любка. — Ты разве забыл, как все началось?
Он не забыл. В кармане было семь рублей. Очереди возле «Светлячка» никакой. Зайду, посижу, посмотрю, как убивают время молодые современники. В его двадцатитрехлетнем возрасте молодыми были те, кому до двадцати. В кафе играл джаз, мест не было. Официант подвел его к столику, за которым сидели три девицы. Лет по двадцать, лохматые, раскованные, но не завсегдатайки. Уставились на него, подняв брови, как бы совсем им не интересуясь, а только изображая любопытство. Скромность не отягощала им жизнь. Одна из них, в их раскладе, наверное, самая красивая, спросила:
— Студент или молодой специалист?
— Мистер икс.
— Как интересно, — сказала другая, — у мистера икс такие красивые, загадочные глаза.
Разговор тронулся, закружил, они друг друга понимали.
— А вы, девочки, чем занимаетесь, чего ждете от жизни?
— Вот ей нужен богатый жених, — ответила самая красивая и показала на Любку, — а мы пока не спешим, мы стюардессы.
Дуры они были московские, а не стюардессы. Он быстро опустил их на землю, поучил, что врать надо не так тускло, если уж взялись за это дело. Тем более в «Светлячке». Здесь элита обманщиков и проходимцев. Девицы притихли. Он не ошибся, были они здесь в первый раз. «Стюардессы» работали за городом в парниковом хозяйстве, это была их практика, собирались стать дипломированными агрономшами. А третья, Любка, глазастая, с торчащими ключицами в вырезе голубого перекрученного платья, какое-то время принадлежала к миру искусства. Ее выгнали со второго курса театрального училища. От нее там долго добивались объяснения, почему пропускает занятия. Любка отвечала: «Обожаю шляться». Когда же все эти допросы-разбирательства ей надоели, заявила, что поступила в их дурацкое училище на пари. И выиграла куртку из красной синтетики. Но беда: в холод куртка становится деревянной и холодной, как колода. Она так оскорбила преподавателей и студентов, этот будущий и настоящий театральный мир, своим пари, что это слово никто даже устно не повторил. Не было никакого пари, никто в их мир не мог проникнуть таким легким способом. Любку исключили за прогулы и низкий моральный уровень.
