— Почему?
— Главным в этом музее должен быть сегодняшний день Кожежа. А для этого у нас еще недостаточно материала.
Это мне было известно. Но я опасался, что, если мы уедем в Москву, не открыв музея, часть ценных вещей может пропасть или пострадать. Леонид Петрович предложил создать научный совет во главе с Марзидан, которая будет одновременно заведовать музеем на общественных началах.
— А не заглохнет наше дело?
— Почему? Твои опасения напрасны, — возразил Леонид Петрович. — К тому же я останусь здесь еще месяца на два: мне надо завершить собственные исследования, и я помогу Марзидан.
— Вы останетесь? — удивился я.
Аталык утвердительно кивнул.
Услышав это, диса просияла. Как всегда, тихо и нерешительно подошла она к нам.
— Ахмед, хочу попросить тебя, чтобы ты уговорил нашего гостя не отказать мне в одной просьбе.
Леонид Петрович улыбнулся и шутя ответил ей:
— Уважаемая Наго Муратовна, на Кавказе не принято женщине отказывать в просьбе. А я все же немножко горец.
— Пусть Анна Сергеевна приедет сюда, отдохнет в моем доме, — осмелев, предложила диса. — Хочу увидеть ее, пожать заботливые руки, которые растили Ахмеда.
— Батеньки мои, так это идея! Аннушка будет очень довольна, она так хотела приехать к вам!
В эти последние дни было особенно много хлопот. Надо было ввести Марзидан в курс дела и приступить к сдаче материалов. Я отправился в мечеть.
Я шел и думал о том, как быстро промелькнуло лето, как много событий произошло у нас в Кожеже за это время.
Слухи о самоуправстве Амирбия Губжокова дошли до обкома. Дамжуко и многие колхозники написали туда о недостойном поведении председателя. И я не остался в стороне. Мое письмо о самодуре-председателе было напечатано в республиканской газете. К нам приезжала специальная комиссия, она тщательно проверила все факты, состоялось партийное собрание, а потом и общее собрание колхозников. Губжокова нещадно критиковали и строго предупредили.
И вот сейчас Амирбий шел мне навстречу. Он шел медленно, не глядя по сторонам, шел, прижимаясь к заборам, словно его лишили права свободно ходить по широкой улице.
Я поздоровался первым. Он нехотя кивнул головой.
— Ну, москвич, радуйся: был Губжоков и нет Губжокова.
— Не такие уж мы кровожадные, — ответил я. — Мы радуемся только тому, что восстановлена справедливость.
— Знаем мы вас, правдолюбцев, рядящихся в две бурки, — со злостью сказал он. — Вы поделили между собой роли, чтобы свалить и уничтожить Губжокова. Один создает комиссию, другой пишет заявления, а третий печатает статью в газете…
