— Наивно думать, что почерпнешь нужный материал из концертной программы артиста.
— Мне казалось, что можно построить экспозицию по теме «Отцы и дети». — И я рассказал Леониду Петровичу о семейной фотографии рода Кудабердоковых и историю кольца деда Пшибия.
Выслушав меня, Леонид Петрович заметил:
— Вот это уже интересно. Отлично, когда дело делаешь, призывать на помощь ум.
Осмелев, я спросил:
А послушаем народного артиста?
Непременно! А может быть, кое-что выпытаем и у него.
Едва конферансье произнес имя Залимгерия Кудабердокова, как зал неистово зааплодировал.
Из-за кулис вышел Залимгерий. Невысокого роста, крепкого сложения мужчина сорока лет с черными блестящими глазами и копной густых волос. На нем был костюм простого крестьянина-кабардинца: ладно облегающая талию черкеска, узкий поясок с кинжалом, на ногах легкие ноговицы. В его движениях, жестах чувствовалась сила, скрытая энергия, одухотворенное, живое лицо привлекало добротой и благородством.
Прижав к сердцу правую руку, он трижды поклонился залу. В ответ раздался могучий гром аплодисментов.
В знак благодарности артист слегка склонился. В зале стихло. И тогда Залимгерий поднял голову. Глаза его, полные доброты и озорного веселья, как бы говорили: «Да, да, я — ваш, ваш покорный слуга. Сделаю все, что доставит вам удовольствие».
Негромко, но отчетливо и как бы отыскивая путь к сердцам слушателей, артист начал читать:
Горе прошлых поколений
Я прочел в седых руинах,
Мне мерещатся их тени
На могильниках старинных.
Не курганы сохранились
На долинах у предгорий,—
То в курганы обратились
Наши муки, наше горе.
Опоясавший курганы,
Не скудел поток кровавый,—
То сочились наши раны,
Наша кровь текла в канавы.
Мгновение, и артист преобразился. Лицо его сделалось грозным, хищным. Густые черные брови сошлись на переносице. Надменный князь Махашóко-Залимгерий похвалялся:
Плетью я взмахну сердито —
Все поднимутся мгновенно.
Моего коня копыто —
Смерть и гибель для вселенной!
Артист взял в плен слушателей. В полнейшей тишине звучали строки известного романа в стихах Али Шогенцукова[23] «Камбот и Ляца».
Мишакуй, желая взять реванш за свое недавнее поражение, толкнул Дамжуко:
— Попробуй состязаться с Кудабердоковыми.
— С Кудабердоковыми — нет, — отвечал тот, воздавая должное таланту младшего Кудабердокова.
Дед Пшибий свирепо глянул на сына. Мишакуй повинно опустил голову, понимая, что отец осуждает его за бахвальство.
Зал снова аплодировал.
