Плетень вокруг усадьбы накренился, а кое-где и повалился на землю. Входные ворота были убоги, что с первого взгляда каждому было ясно: в этом доме нет мужчины.
С моим приездом столь малоприятная примета двора Наурзоковых должна была исчезнуть.
Утром после завтрака я взял топор, пилу и направился во двор. На пороге меня остановила диса.
— Сынок, сходи проведай жену Угурлы́,— тихо сказала она, — вырази ей соболезнование…
Весть была столь неожиданной, что я воскликнул:
— Не может этого быть!
— Да, сынок, это так. В свой час каждому предстоит это…
Я, как потерянный, дважды выходил во двор и возвращался в комнату, не находя себе места.
Стиснув в одной руке топорище, в другой — пилу, я присел на табуретку. С поникшей головой сидел я, все полнее осознавая горечь сказанного дисой.
Угурлы! Добрейший из добрых, мудрейший из мудрых, благороднейший из благородных — только так можно сказать об этом человеке.
Я вижу его, высокого, широкоплечего, с открытым прямым лбом, ясным лицом и глазами, в которых сама доброта и сердечность. Имя его — Угурлы — как нельзя больше соответствовало его натуре. Угурлы — значит добрый.
Белая бородка клинышком. Седые усы молодцевато подкручены. Кожаный передник на груди, на ногах кирзовые сапоги, на голове черная папаха, большие руки с широкими ладонями и крепкими пальцами. Неутомимый, жадный на работу кузнец. Таким был Угурлы.
Умел он ковать не только лемехи, мастерил детали к тракторам и комбайнам, к сенокосилкам и швейным машинкам. Умел делать все.
«Любая вещь обретает душу, если к ней прикасаются руки Угурлы», — говорили кожежцы. Народ не преувеличивал. Угурлы Темрóков был первым кузнецом в округе, лучшим плотником, превосходным садоводом. А в искренности, доброте к людям, чистосердечности не было ему равного. И в малом, и в большом, в делах личных и общественных люди верили ему.
Как и всюду, рождались в Кожеже горластые, плаксивые безымянные младенцы. По старому поверью, нужно было дать новорожденному счастливое имя, чтобы рос он здоровым и удачливым.
Кому доверишь выбор такого имени? Кому же, как не Угурлы Темрокову!
И люди шли к нему. Шли счастливые дедушки и бабушки; шли смущенные отцы и матери, шли за именем для младенца.
А их, этих имен, Угурлы столько припас, что каждому доставалось звучное и красивое, нежное и мужественное имя; девочкам — Нальжáн или Аслижáн, Лялю́са и Дадýса, Мади́на и Фати́ма; мальчикам — Касбулáт и Бейбулáт, Кургóко и Сосрýко, Ахмéт и Мурáт…
