— Почему нарушаешь?..
— Извините, пожалуйста, я с Кавказа…
— Правила для всех одинаковы, — сердится милиционер. — Идем за мной!
И пришлось-таки пойти. В отделении милиции составили протокол, дали мне бумажку и сказали, что за меня будут отвечать граждане Благонравовы.
Только этого не хватало!.. Выйдя из милиции, я быстро завернул за угол, вынул из кармана повестку, разорвал ее на мелкие кусочки и выбросил в урну. Дома я, конечно, ничего не сказал. Сразу разделся и лег.
«Какая тут жизнь? — думал я. — И люди странные; обойди хоть десяток улиц, никто не спросит: «Как дела, Ахмед? Почему такой мрачный?» Все бегут по своим делам, все чужие. А в нашем Кожеже не пройдешь и квартала, чтобы кто-нибудь не поговорил с тобой, не спросил о чем-нибудь…»
Стоял душный августовский день. Я вышел на бульвар со старенькой рогаткой. Эту рогатку я привез из Кожежа. Не подумайте только, что я собирался убивать из нее птиц. Просто мне хотелось проверить твердость руки и меткость глаза.
Я прошел от Никитских ворот до Пушкинской площади, где стоял памятник великому русскому поэту. Мне показалось, что, опустив голову, Пушкин смотрит прямо на меня, будто спрашивает: «Зачем тебе рогатка?» И как-то само собой получилось, что я поспешно сунул рогатку в карман и медленно поплелся обратно.
На душе у меня было скверно. Я сел на скамью. Почему я здесь, а не дома, в Кожеже? Сейчас два часа. Диса, наверное, уже приготовила обед, а Эльдар и Марзидан убежали на речку. А может быть, работают на току — веют пшеницу, собирают ее в мешки, везут на элеватор. Шумно, весело. Хорошо! Не надо, не надо было уезжать из Кожежа!
Я очнулся, услыхав глухое рычание. Большая бесхвостая рыжая собака, с огромной пастью и отвислыми губами, злобно глядела на меня, будто я чужой. Сейчас покажу тебе, какой я чужой!
Я достал рогатку, вынул самый лучший камешек, круглый, с черным отливом, прицелился и пустил. Собака взвизгнула и опрометью кинулась прочь.
— Мерзавец! — яростно закричал какой-то старик, подскакивая ко мне. — Живодер! — Он схватил меня за ухо и сильно дернул. — Так тебе, так тебе!
Сперва я не понял, в чем дело, и закричал:
— За что? За что?
Старик рассердился еще сильнее. Из-за собаки?! Так рассердиться из-за пустяка! Ведь не убил же я ее! У нас в Кожеже так не поступают!
Мне было больно, ухо горело, но я все же попытался извиниться перед стариком. Он не слушал меня.
— Я покажу тебе, как издеваться над животными! Пойдем к родителям! — кричал он.
