. Это необходимо, чтобы угомонить неспокойную душу призрака. И вот еще священная сутра. Она называется
Убо-Дарани-Кё, или сутра, проливающая дождь сокровищ. Ее необходимо читать каждую ночь, когда вы будете дома. Читать ее нужно без ошибок! Ошибиться нельзя! Дополнительно вот вам еще свиток
о-фуда[41]. Вы должны заклеить ими все отверстия, все щели – даже самые малые! – в доме. Если вы исполните это, священные тексты защитят ваш дом от проникновения туда мертвых. Но главное – что бы ни происходило, – необходимо читать сутру.
Синдзабуро поблагодарил священника и поспешил домой. С собой он унес целый ворох оберегов о-фуда со священными текстами, сутру и золотой амулет. Он спешил: все приготовления необходимо было завершить до наступления темноты.
VIII
Благодаря помощи и советам старого лекаря, Синдзабуро с помощью соседа успел до темноты завесить все щели в своем доме священными текстами. Закончив работу, Юсай ушел к себе домой, оставив самурая в одиночестве. Пришла ночь. Она была теплая и ясная. Молодой человек запер на засовы двери, укрепил на поясе священный амулет, залез под москитную сетку и при свете ночника взялся читать Убо-Дарани-Кё. Довольно долгое время он нараспев читал слова, не особенно вникая в их смысл, а затем решил немного передохнуть. Но его разум был слишком взбудоражен странными событиями уходящего дня. Минула полночь, но сон не шел. Время тянулось, и вот он услышал, как прозвонил большой колокол в храме Дэнцу-Ин, извещавший о наступлении восьмого часа[42].
Едва угасло его эхо, Синдзабуро услышал знакомый стук гэта. Он доносился с привычной стороны, но на этот раз шаги приближались медленнее. Потому и звук был немного другим: каран-корон, каран-корон… Тотчас же мужчину прошиб холодный пот. Дрожащими руками он раскрыл сутру и снова взялся читать вслух. Шаги приближались и приближались – вот они достигли живой изгороди и… остановились! Затем произошло нечто странное: Синдзабуро вдруг ощутил, что не может оставаться дольше за москитной сеткой. Нечто значительно более сильное, чем страх, заставило прекратить чтение, и он, не думая о последствиях, подкрался к ставням и заглянул в щелку. Перед домом стояли О-Цую и О-Ёнэ с пионовым фонарем в руках. Обе смотрели на священные тексты, развешенные над входом. Никогда прежде – даже тогда, когда была жива, – О-Цую не казалась столь прекрасной, как сейчас. Синдзабуро ощутил, как сердце рвется навстречу возлюбленной, он почти не мог сопротивляться. Но ужас смерти и страх перед неведомым все же сдерживали его. В душе его любовь и опасения вступили в жестокую схватку, столь мучительную, что казалось, будто он уже пребывает в аду.
