Янка, в стороне от всеобщего веселья, спряталась за тяжёлыми шторами, ограждающими учебные постановки от дневного света, намереваясь воспользоваться сладостной безнадзорностью и курнуть в приоткрытое окно. Как на счастье, не успев воплотить мечту в жизнь, застыла в любовании картиной всенародного разгула.
Только Янка заметила, как настойчиво колышется дверь. Кто-то сильно тарабанил в мастерскую, пытаясь ворваться. Маленький крючок нервно подскакивал и едва сдерживал напор. Но грохот музыки, смех и оптимистичная атмосфера праздника заглушали все остальные звуки, включая голос разума: «Ах, мамочка, на саночках каталась я не с тем…»
Наконец несчастный крючок не выдержал и, скорбно согнувшись, впустил разъяренного победителя. В дверном проёме возник зловещий силуэт директора, но, кроме Янки, никто этого сначала не заметил. Вик-Инг орал, обильно заплёвывая ёжик бороды, топал косматыми чукотскими унтами, сотрясая равнодушное к его истерике пространство, а искромётная пляска не останавливалась. Лицо, перекошенное шрамом и неимоверной злобой, стало пунцовым, но бразильский карнавал оставался глух к его отчаянным воплям. В этот момент старую пластинку заело на вечном риторическом вопросе: «Ах, мамочка, зачем? Ах, мамочка, зачем? Ах, мамочка, зачем…»
Плясовая осеклась, танцоры застыли в оцепенении, с ужасом глядя на чудовищное явление. У Вик-Инга не хватало слов выразить своё возмущение, так как запас приличных выражений был исчерпан. Повисло молчание, не предвещающее ничего хорошего. Лишь топот старомодных каблуков Тараса Григорьевича, не видящего со спины появление критически настроенного зрителя, нарушал немую сцену. Не подозревая о нависшей над ним грозе, «самый старый староста», раздухарившись, продолжал молодецкую пляску вприсядку с бодрым уханьем и подлетающим седым чубом, легкомысленно обнажающим лысину. Резонное в данной ситуации, но запоздавшее раскаяние вторило: «Ах, мамочка, зачем… Ах, мамочка, зачем…»
Смерть — это ещё одно новое приключение!
Питер Пен
Янка не знала, что ожидать от свидания с Аграновичем. Она спускалась по лестнице в винный бар-погребок с похолодевшим от восторга и ужаса сердцем, как выходят на сцену дебютанты на главную роль.
Янка всегда боялась открывать незнакомые двери. «Даже не догадывалась, что в нашем Мухосранске есть столь уютное местечко!» — оглядывала укромные ниши Янка. На всех увеселительных мероприятиях она ощущала себя несуразной, плохо одетой дурнушкой, которую видные парни обходят десятой дорогой.
