Как подъехал Кузьма, как бросились навстречу ему Ульяна, ребята — Кузьма и не вспомнит. Такой была встреча, будто не три дня прошло в разлуке, а целая вечность.
— Ой, Кузя, где же ты это столько добра добыл?
— Мир не без добрых людей… У Верхотурова, у соседа, был, — сбивчиво рассказывал Кузьма, — он и одарил. — Кузьма не умел врать, получался сказ нескладный, куцый. — У него еще девки есть, у Верхотурова, — вспоминал он слова Долотова, а сам прятал глаза.
Ульяна было усомнилась, уж слишком щедрый сосед этот Верхотуров, но пустыми словами не стала досаждать мужу, не до нее, и так, видать, мужик умаялся, еле на ногах держится. А Кузьма, пока Ульяна управлялась с вьюком, нашел заделье, ушел на реку. Вернулся, когда Ульяна, не дождавшись Кузьмы, уже лежала в постели. Кузьма с облегчением вздохнул. Разделся и тихонько, не потревожив Ульяны, лег.
— Кузя, а какие девки у Верхотурова?
Кузьма, как после пробежки, отдышался.
— Кто их знает, в платках они были. Спи! — Кузьма боялся, что проговорится, а ведь он дал слово Долотову молчать.
— В платках? Что, тифозные, а может, беззубые? — шептала Ульяна. — Вон и Афоня у нас жених: надо бы, Кузя, высмотреть… Младшая-то беленькая?.. Верхотуров-то, видать, хлебосол?!
— Какой Верхотуров? — путал Кузьма спросонья.
— Да ты не спи, Кузя, поговори?.. Кто его баба? Сварливая?..
— Да нет, нормальная, баба как баба…
— А носит она что, как одета?
— Сверху, что ли?
Ульяна от ответа Кузьмы даже прыснула.
— Ты, Кузя, скажешь…
Кузьма тоже рассмеялся:
— Под юбку не заглядывал, а так не голая.
— Я бы тебе позаглядывала, — ущипнула Ульяна Кузьму. — Про церковь-то, Кузя, пошто не расскажешь?
— Не все сразу…
— Ну ладно, Кузя, умаялся, а я с расспросами…
Ульяне всю ночь снились Верхотуровы.
Кузьминки ожили. Оклемалась Ульяна. Пустила в ход квашню. В каменке приспособилась печь хлеб. Получались выпечки не хуже, чем в русской печке, да еще если кедровыми дровами истопить. Такого душистого хлеба и не едали. Что уж говорить о пироге с рыбой, хоть возьми из хариуса, хоть из ленка. Корочку Ульяна старалась раскатать скалкой как можно тоньше, а из рыбы все кости вынуть. Рыбу уложит поплотнее, вместо лаврушки — смородиновый лист, тоже неплохо. В вольном жару, в каменке, пирог подрумянится, насквозь соком пропитается. Больше ешь, больше охота. Аверьян и тот посвежел, откуда что взялось. Играть стали в лапту. И Ульяна с ребятами, другой раз и Кузьма не утерпит: воткнет топор — и на выручку. Афоня старается небольно ушить Ульяну, больше промахнуться, а Ульяна утицей переваливается. Все Ульяну берегут. Аверьян и мячик скатал из Арининой шерсти — легкий, мягкий, даже и захочешь кинуть как следует — не летит. Но веселья на всех хватает.
