Няня Клаша не выдюжила столь утомительного перехода, да, как видно, годы взяли свое, занемогла и уже не могла встать с телеги. Ульяна в разбитых напрочь сапогах шла рядом с возом, придерживаясь за телегу, трудно вытаскивая из грязи ноги, и не спускала с нее глаз.
Наконец кони вышли на высокий лесистый берег, и перед взорами путников открылась голубая река. Няня Клаша приподнялась на локоть, посмотрела вокруг. Глаза были ясными, чистыми.
— Вот тут мне и хорошо будет, благослови вас бог! — сказала буднично, по-деловому и умерла.
Кузьма распаковал свой инструмент, из ядреного комля кедра братья сработали и гроб, и крест.
Няню Клашу схоронили на высоком лесистом берегу Ангары. Могилу вырыли в тени развесистого могучего кедра. Могильный холм обнесли тесаной оградкой.
И под этим же разлапистым кедром умостились в кружок Агаповы на семейный совет — обсудить свое житье-бытье. Собрались и растерялись. Не стало маленькой, по-птичьи хрупкой женщины. Где она больше всего была нужна, там она и появлялась. И казалось, вот-вот няня Клаша выйдет из-за телеги. Всю ночь говорили, и, сколько ни говорили о себе, получалось — все о няне Клаше. Как память, как самое дорогое. Няня Клаша никогда никому не мешала, ее было не слышно и не видно, и она была всегда здесь, рядом. Было увереннее с ней и прочнее стоять на земле. Голос у няни Клаши был чистый, задушевный, окрика от нее никто никогда не слыхал, а скажет няня Клаша, и нет, и не придумаешь ничего другого. И скажет-то так, будто ты сам об этом всю жизнь думал и только вот додумался наконец.
Сидят кружком Агаповы, а Кузьме больше всех не хватает няни Клаши. А ведь, казалось бы, он всю жизнь сам принимал решения, был главой семейства. А на самом-то деле голова — няня Клаша. Кузьма не мог, да и не было сил не признать. Спросить бы сейчас няню Клашу: куда дальше двигать? Идти ли на восток, на юг ли, повернуть ли на север по течению реки? Возами, кажется, уже и не двинуться с места, да и сами еле-еле душа в теле. Пооборвались за дорогу, поизносились, да и на пустое брюхо шагать… Если продать одну лошадь — на одной подводе груза не поднять…
Говорят братья разговоры, нет-нет да и посмотрят на лошадей — хрупают голую землю. Мерин, того и гляди, упадет. Как уже ни оберегали кобылу, а все одно: Арина и не Арина — доска, только и есть, что ноги переставляет. Кузьма удивляется, откуда такая шея у Арины — тоньше оглобли. Какая сейчас трава — как у телушки на выме пушок.
