— Ну вот видишь, какой ты молодец, и не плачешь.
— Где? — дребезжащим голосом спрашивает Афанасий и, увидев кошку, бросается догонять ее.
— С огнем, главное, осторожно, — оборачивается к Аверьяну Кузьма. — Что такой надутый? — трясет он брата за шею и, наклонившись, что-то шепчет на ухо.
— Ладно, — с готовностью отвечает Аверьян и убегает.
— Ты там поаккуратнее, — кричит вслед Кузьма.
День тянулся еле-еле. Солнце как зацепилось за сосну — и ни с места. Хоть ухватом его оттуда сталкивай.
Кузьма обошел еще раз двор. Не знал, куда себя деть. Хозяйство ладное. Подполье тоже хорошее — редькой пахнет, картошки до новой хватит. Ту, что ростком взялась, поросенок съест. Кузьма взял морковку — как с грядки. Он вылез из подполья. Дом осмотрел. Поколупал ногтем бревно — живое, только от земли забурело. Ни черта им не будет. Дед когда строил, то три года комли лиственничные морил на оклад, как железные дюжат. Был бы жив отец, выстроили бы дом с балконом, а этот под мастерскую. Братья растут. Аверьян, так тот по хватке в деда. Он и стамеской работает с «выкрутасами» — Кузьма так не умеет, не дается ему. И Афонька старательный, помогает, соображение уже есть. Вот только как они без него. Кузьма слышит шлепки босых ног. Ага, Аверьян притопал.
— Придет! — кидает на ходу Аверьян и бухает дверью.
— Ах ты, мать моя, — спохватывается Кузьма, — нянька уже корову доит, а я все колупаюсь.
Кузьма за кепку и — в двери. Афанасий с полными ведрами навстречу.
— Хорошо, к фарту. Молодец, Афоня.
— Ты мне складень сулил? — загораживает Афоня дорогу.
Пока Кузьма объяснял, нянька с молоком на пороге.
— Не поел и — лететь? Хоть молочка тепленького попей, смажь в брюхе. — Няня Клаша нацедила через ситечко крынку, и Кузьма взял живое, стрельчатое пузырьками молоко.
— Попил, теперь и ступай с богом.
Кузьма проулками срезал путь к реке и нырнул под ветви заветной развесистой ракиты. Всмотрелся, вслушался, стук сердца слышен на всю округу.
Но вот за стволом шорох.
— Ты, Кузя? — приглушенный нежный голосок.
— Кто еще, — отозвался Кузьма. — Я, Уля!
Кузьма бережно взял Улю за руки, и сразу в целом мире они остались одни.
— Что с нами будет?
Кузьма прижал Улю к своей груди.
— Я тебя никому не отдам, вот увидишь!..
— Я боюсь, Кузя. Война, отец…
— На войне не всех убивают. Отец — это пострашнее, как отдаст он тебя, Уля, принудит.
— Тебя буду ждать, другого мне не надо. Буду ждать, говорю как перед богом, Кузьма! Родной мой.
Кузьма никогда не слышал таких слов от Ули, и голова у него пошла кругом.
