Лицо у Димки спокойное. Манера говорить отрывистая. Димка вспыльчив и по этой причине доставляет нам массу неприятностей. Человеку с такими данными нельзя быть вспыльчивым. Еще с армии Димка пристрастился к боксу. Имея общий вес восемьдесят семь полноценных килограммов, Дима мог бы быть более осторожным в выборе собственных увлечений. Однако этого не произошло, и нам приходилось время от времени вспоминать, что Дмитрий Севастьяныч Стуриков — это человек твердых принципов. Дима пьет только рижское пиво, а из эстрадных певиц предпочитает Эдиту Пьеху. Отношение к окружающей жизни у Димки сугубо индифферентно. Все люди в Димкином понимании делятся на людей тип-топ и клюкву. Например, Игин — заместитель начальника стройки, мужик тип-топ, а вот Гена Вергин, он же местный поэт — «клюква», и его стихи — тоже «клюква». И вообще все арматурщики — лажистые ребята. Или родители. Дима считает, что с родителями у него прокол. Вернее, даже не так. С родителями все в порядке. Но Дима почему-то уверен, должно быть иначе. Димин отец инкассатор, а мать — акушерка. Ну и что?
— Как — ну и что? — возмущается Дима. — Не профессия, а сплошной насморк. Ну мать еще куда ни шло, но отец. Здоровый, красивый — два ордена Славы имеет и вдруг — инкассатор.
Вот такие пироги. Димкой рассказ о нашем прошлом не кончается. Был еще Сергей. Впрочем, и я сам — лицо действующее. Однако говорить о себе не всегда удобно. Приезжал к нам недавно корреспондент из одной газеты. Веснушчатый парень, с красными, словно только что с мороза, руками. Парень носил темные очки и вельветовую кепку. Были такие графленые кепки, вроде как из шифера. Интересовался корреспондент сетевыми графиками. Весь день пропадал на стройке, лез, куда не положено, а вечером приходил в общежитие, простуженно смеялся, рассказывал веселые истории и пил пиво. Может, все то, о чем говорил корреспондент, и было правдой. Чему-то мы верили, в чем-то сомневались. Рассказчиком корреспондент оказался отменным, слушали его с охотой. Корреспондент ногой открывал дверь и прямо с порога заявлял:
— Подумал я, уважаемые граждане, роман написать. И представьте себе, написал. Все, что было дальше, можно упустить, однако конец этой истории мне запомнился. Прочел мой роман редактор, перстом строгим лоб поскоблил и говорит: «Роман и в самом деле читать можно. Только вот беда. Героев много. Я, братец, в этой ярмарке совсем запутался. Сократить тебе героев нужно. Раза в три сократить».
