в том, кого отбирает режиссер на женские роли, – даже тогда, когда он и не помышляет ни о чем земном, а думает только об искусстве…
Я усвоил урок и три года и три картины не нарушал этот закон.
Но когда в толпе абитуриенток, толпившихся перед входом во ВГИК, я увидел еще никому не известную Ларису Удовиченко, ноги у меня снова обмякли, и что-то екнуло под селезенкой с такой оглушительной силой, что я просто забыл все свои зароки. Я взял Ларису за руку, отвез на Ленинградский вокзал, посадил в «Красную стрелу» и привез на «Ленфильм», в свою киногруппу «Любовь с первого взгляда» к режиссеру Резо Эсадзе.
– Вот, – сказал я ему, показывая на Ларису и гордясь своей находкой. – Это будущая русская Катрин Денев! Она должна играть нашу Соню!
Резо посмотрел на Ларису, потом на меня, и – отведя меня в сторонку – сказал:
– Эдуард, я же тебя просил: никогда не приезжай на съемки нашего фильма. В киногруппе гений должен быть один.
Как я стал «Крестным отцом» семнадцати Юриев
Мама лежала со мной в роддоме, а папа от нечего делать читал «Графа Монте-Кристо». Время было довоенное, теплое – октябрь, Баку, солнечная каспийская осень. Но в роддом мужчин тогда не пускали, и будущие отцы целыми днями слонялись на улице Басина под окнами больничных палат в ожидании, когда им через форточку крикнут, кто у них родился – мальчик или девочка. Когда отцу крикнули: «Мальчик!», он побежал в ЗАГС и быстро, не обсудив с мамой, записал меня Эдмоном – в честь графа Монте-Кристо. Даже сейчас мой компьютер подчеркнул этого «Эдмона» красной чертой, поскольку его в русском словаре имен нет.
Можете представить, что сказала отцу моя мама, когда вышла из роддома со мной – Эдмоном, завернутым в белый кулек!
Но время было сталинское, взяток не брали, и переписать мою метрику было уже невозможно.
Пришлось мне все детство отходить в графах.
Вначале это было еще ничего – на Кавказе каких только имен не бывает! Разъезжая очеркистом «Бакинского рабочего» по Азербайджану, я писал об ударниках труда с настолько примечательными именами, что помню их до сих пор – Мхат, Трактор, Юпитер…
Но когда мы после войны оказались на Украине… Представьте себе полтавскую школу, где учатся одни Васили да Панасы, а среди них – Эдмон! Я ненавидел свое имя и постоянно винил отца за его дурацкий поступок. Потом начались проблемы со стихами. Я посылал свои стихи в «Пионерскую правду», а их не печатали, и я думал, что это из-за имени. Действительно, как может «Пионерская правда» печатать стихи пионера по имени Эдмон?!
