Тайфун | страница 52



Но шевалье не довелось произнести этих слов. Когда он вошел в беседку, графиня уже ждала его. В темноте он угадывал ее нежное розовое и улыбающееся лицо. В неистовстве желания он быстро приблизился к ней, притронулся к ее плащу и тотчас же ощутил, как ее тонкие холодные руки судорожно замкнулись на его затылке.

VII

Через час колокол на башне прозвучал два раза. Графиня вскочила.

— Тише! — произнесла она шепотом и замерла, точно к чему-то прислушиваясь. Затем она бросилась к выходу.

— Сударыня, — с мягким упреком сказал шевалье. — Напрасная тревога. Мой слуга Бертран ловок и умен. Еще задолго до нашего свидания он спустился в парк, чтобы отвлечь ночного сторожа подальше от беседки.

И, так как графиня ничего не ответила, шевалье сделал несколько шагов вперед, ощупывая вокруг себя немое пространство. Никого не было. Кругом стояла оцепенелая тишина. Над беседкой ярко сверкали звезды Кассиопеи. Шевалье подождал еще несколько минут, осторожно обошел беседку и понял, что графиня, чего-то смертельно испугавшись, убежала домой. Тогда шевалье плотно завернулся в плащ и медленными шагами, вдыхая холодный воздух, направился к себе, волнуемый сладостными воспоминаниями о только что происшедшем.

— Бертран! — сказал он ликующим тоном, сбрасывая с себя плащ. — Графиня очаровательна. Она любит наслаждение и умеет доставлять его. А главное, она отказалась, — чтобы не терять времени, — от всякого жеманства, отлично понимая, что в таких условиях оно неуместно. И какое у нее прекрасное тело! Но представь себе! Она явилась в одной сорочке, прикрытая одним только плащом. Ты понимаешь? Нет, ты еще ничего не понимаешь. Ты слишком молод для этого. Но честное слово, если бы я не знал, что она четыре года замужем, я бы подумал… Боже мой, она, очевидно, поранила себя о скамейку. Вот следы крови. Бедняжка!

Бертран умоляюще сказал:

— Разрешите мне, господин шевалье, пойти спать. Я сильно продрог, гуляя с ночным сторожем. К тому же мы завтра уезжаем достаточно рано.

VIII

Колыхаясь в карете, шевалье мечтательным голосом продолжал говорить все о том же — о вчерашнем своем приключении с графиней де Лярже. Он был восхищен быстротой одержанной им победы и испытывал потребность посвятить молодого Бертрана в тонкости своих переживаний. Вдобавок он смотрел на юношу, как на Телемака, а на себя, как на Ментора, умудренного опытом сложной жизни.

— Как жаль, — говорил шевалье, — что это случилось в потемках, а не в освещенной спальне с зеркалами, которые умножают позы и этим усиливают наслаждение. Впрочем, ты этого не можешь понять, мой милый Бертран, раз ты еще не изведал любовной страсти. Но какая притворщица, эта графиня! Прощаясь с нею, я улучил момент, когда граф отошел в сторону, и напомнил ей о голубой беседке и спросил, зажила ли у нее царапина. Представь себе! Она сделала такое удивленное лицо, точно впервые слышит об этом, и нисколько не смутилась. Кстати, в награду за твою ловкость я в Париже представлю тебя маркизе де Бельфейль. Она, правда, стара, но любит мальчиков и щедро вознаграждает их. Не смущайся, Бертран! Молодые люди твоего положения только так и могут сделать себе карьеру. Маркиза оценит твое нетронутое целомудрие, а минуты отвращения к ее дряблому телу ты возместишь занятной интрижкой с какой-нибудь из ее смазливых камеристок. Ах, Бертран, Бертран! Чувственные наслаждения — это самое главное в жизни, и поэтому ярче всего они запоминаются. Вот сейчас я вспоминаю, как три года назад в усадьбе господина де Мержера я имел любовную схватку с босоногой пятнадцатилетней крестьянкой. Она отчаянно сопротивлялась, но тщетно… От девушки пахло крестьянским потом. Колени ее были грязны. Я вспоминаю об этом с восхищением! Но чего ты дрожишь, глупый Бертран! Слушай и запоминай. Впоследствии ты вспомнишь о моих словах. Но может быть, я зажег в тебе любовное томление? Потерпи немного. На ближайшем ночлеге я найду для тебя любовницу.