Что он задумал? Я не решался ответить «да».
– Только подумай о том, сколько людей жили до тебя – ты, твой дед, прапрадед и все поколения бесчисленных Элио из самых разных мест – все слились в тот поток, который сделал тебя тобой. Можно теперь я попробую это?
Я помотал головой.
Он обмакнул палец в сердцевину персика и поднес его к своим губам.
Этого я уже не мог выдержать.
– Пожалуйста, не надо.
– Никогда не выносил свою. Но эта твоя. Объясни.
– Мне это кажется ужасным.
Он лишь пожал плечами.
– Слушай, ты не должен делать этого. Ведь это я домогался тебя, искал с тобой встречи, все случилось из-за меня, ты не должен делать этого.
– Чушь. Я хотел тебя с первого дня. Просто лучше скрывал это.
– Конечно!
Я потянулся, чтобы выхватить у него персик, но он другой рукой схватил мое запястье и сильно сжал его, как в кино, когда один вынуждает другого выпустить нож.
– Ты делаешь мне больно.
– Тогда не лезь.
Я смотрел, как он положил персик в рот и стал медленно жевать, не отводя от меня взгляда, и это действовало даже сильнее занятия любовью.
– Если захочешь выплюнуть, я пойму, правда, обещаю, что не обижусь, – произнес я, скорее чтобы нарушить тишину, чем в качестве последнего довода.
Он покачал головой. Было видно, что как раз в то мгновение он ощутил это на языке. Что-то, принадлежавшее мне, было у него во рту, ставшее в большей степени его, чем моим. Не знаю, что со мной случилось в тот момент, когда я смотрел на него, но я вдруг ощутил острое желание разрыдаться. И вместо того, чтобы побороть слезы, как и в случае с оргазмом, я не стал сдерживаться, как будто тоже хотел показать ему что-то очень личное. Я потянулся к нему и уткнулся в его плечо, заглушая всхлипы. Я плакал, потому что никто посторонний никогда не был так щедр ко мне, не заходил так далеко ради меня, даже Анкизе, который однажды рассек мою ступню и стал высасывать и сплевывать яд скорпиона. Я плакал, потому что никогда не испытывал такой благодарности и не знал другого способа выразить ее. Я плакал из-за злых помыслов, которые вынашивал против него этим утром. И из-за прошлой ночи, потому что, к лучшему или к худшему, ее уже не вернешь, и теперь пришло время показать ему, что он был прав, что все не так просто, что это уже далеко не игра, и что если мы впутались в это, теперь уже поздно отступать – плакал, потому что что-то свершалось, и я понятия не имел, что.
– Что бы ни произошло между нами, Элио, я хочу, чтобы ты знал. Не говори, что не знал.
