Старик потёр колени, ткнул в оконный проём, слабо светившийся в темноте далёкой чернотой:
— Ты глянь лучше, чего на мосту-то, Малица!
— Да чё ж ты без валенок-то сидишь-то опять, дурень! Вот и ноют! — не унималась кухарка, доставая из кармана тряпицу. — Валенки я говорю…
— В окно грю, глянь!
— Да темно же совсем!
— Да ты глянь!
Кухарка прошлёпала к небольшому окну, забранному толстым пузырчатым стеклом, посмотрела, не разглядела ничего со свечного ослепу, распахнула створку.
Ветер тут же задул свечу, стало зябко и тревожно.
Малица поддёрнула рубаху, показав аппетитные лодыжки, высунулась едва не по пояс да и застыла так, торча в окне задом.
Бацлев, набравшись смелости, тоже просунул голову рядом с её горячим налитым боком. Заморгал, приглядываясь.
Тьма на дворе была плотной, сажевой, а у моста — пылала, как чёрный костёр. Мост высился невидимой преградой на её пути. А на мосту…
— Да подвинься ты! — старый Бацлев втиснулся рядом с кухаркой. — Кто там, на мосту, Малица, а? Верно, маг?
— Сбрендил, кукун? Маг — с бородой! — прошептала кухарка. — Да и в Лимсе он уж, поди, ночует. Глянь! Парнишка там, на мосту!
— И не боится? Ночь-то какая лютая! — пробормотал шорник.
— Иди-ка будить конюха, похоже, его мальцы озоруют! — Малица всунулась в комнату, распрямилась, отряхнула рубаху. — Иди, чего торчишь!
— Да ведь боюся я, — шорник с сомнением поглядел на дверь. — Маг-то уехал, а вдруг какая дрянь прячется за мостом?
— А парнишка-то как же? На съедение, что ли, сидит, а? — разъярилась вдруг Малица. — А ну побёг до конюха, старая жаба!
Она схватила со стола тяжёлую киянку и первая пошла в дверь.
Что оставалось шорнику, как не потянуться следом? А вдруг и нету там ничего? Ведь засмеёт потом чумная баба!
На небе не нашлось ни единой луны, но в свете дальней заречной тьмы стало понятно всё же, что на мосту — и впрямь свернулся в комок парнишка. Видно было, как ветер треплет его волосы.
— Эй, малый! — неуверенно крикнул Бацлев.
— Петря! — позвала Малица, распознав по волосам, что это точно не рыжий кудрявый Мялко.
— Да не Петря там. Космат больно! — пробурчал шорник и, быстро перебирая худыми ногами, почастил к домику конюха.
Этот был не из пугливых, построил себе хибару, перевёз жену и трёх пацанов мал мала меньше. Да ещё двух подмастерьев с собой привёз. А больше на острове и не было молодых парней, не считая магского барчука.
— Выходи Троим! — заблеял шорник не громче козла, но конюх спал с открытым окном и сразу услышал.
