На другом конце стола шла увлекательная дискуссия:
— Знаете, Сигизмунд Казимирыч, негры, как и цыгане, — народ бестолковый и в сущности никчемный: жулики и дармоеды!
— Позвольте не согласиться, Петр Ильич! А как же джаз, романсы? Это же культура! — Сигизмунд Казимирыч вытер губы салфеткой, скомкал ее и бросил под стол. — О, этот волшебный баритон Луи Армстронга…
Сигизмунд Казимирович Шклярский, гладко выбритый господин в строгом темно-зеленом костюме, в рабочее время разгадывал кроссворды. Прослыв эрудитом, он испытывал острую необходимость блеснуть знаниями. Его собеседник — Петр Ильич Семибородов — единственный из присутствующих, кто не имел отношения к вышеуказанному фонду. По специальности он был врачом, если точнее — проктологом. Семибородов смотрел на жизнь через анальное отверстие и всегда находил в ней изъяны. Выглядел он безукоризненно, немного на старинный манер: по жилетке сбегала золотая цепочка от часов. Пиджак от известного портного, рубашка с воротничком стоечкой и галстук «бабочка» подчеркивали фамильное благородство. Семибородов всегда благоухал. Бывает такое — всю жизнь человек ковыряется в чужих задницах, а пахнет дорогими духами. Петр Ильич готов был слушать Шклярского, но собственные знания рвались наружу.
— Армстронг? Сын потаскухи и поденщика! Продудел всю жизнь. Таких звезд, как он, в любом похоронном оркестре предостаточно! И сыграют, и прохрипят не хуже. Уж поверьте на слово!
— А театр «Ромен»? — не унимался Шклярский.
Семибородов скептично глянул на собеседника.
— Знавал я одну гримершу. Она рассказывала, как руководитель труппы отбирал у артистов расчески, помаду и прочую мелочевку, стянутую у стилистов! Паскудный народец, доложу я вам, способный только на воровство, торговлю наркотиками и лицедейство. Назовите мне из цыган хоть одного математика, художника или, на худой конец, пиита, коих развелось в последнее время, как собак нерезаных! — Семибородов ткнул вилкой в покрытый слизью грибок. — Неуловимый, сука, как сперматозоид!
— Роб Гонсалвес! Великолепный мастер кисти. Его картины…
Семибородов не дал Шклярскому развить тему.
— Перестаньте юродствовать, он такой же цыган, как я — великий Чайковский! Если в его жилах и течет капля вольной крови, то в реальности это человек цивилизованного образа мышления, ничего не имеющий общего с пестрой толпой, гадающей на вокзальных площадях и в подземных переходах!
— Ну, знаете! С вами невозможно разговаривать! — Сигизмунд Казимирыч вспыхнул, но тут же остыл. — А что вы, Петр Ильич, скажете относительно Христа?
