— Прошу вас, господа! — Валтасаров пригласил к столу.
Стулья, поскрипывая, стали ощупывать упитанные задницы. Массивная люстра светилась от счастья. Ей льстило, что такие уважаемые люди собрались под ее хрустальными лучами. Валтасаров постучал ножом по тарелке.
— Друзья! — он дождался полной тишины. — Сегодня мы отмечаем Международный день помощи малоимущим! Нелегкая доля, возложенная на наши плечи благородными порывами души, обрекает нас на гуманность и сострадание! Именно обрекает, ибо мы тащим на себе крест социальной несправедливости! Давайте выпьем за то, чтобы беднота не переводилась. Иначе Фонд прекратит существование, а мы пополним ряды тех, кому протягиваем руку помощи, так сказать!..
Запотевшие графинчики поклонились рюмочкам и наполнили их водкой.
— Типун тебе на язык! — Карл Яковлевич Ряхин незаметно сунул в карман серебряную ложечку.
— Нехорошо воровать чужие вещи! — пристыдила его дама, сидевшая рядом.
Надо сказать, что Софья Львовна Рюрикова сама не отличалась особой честностью. Работая бухгалтером, она по «рассеянности» переводила небольшие суммы не на банковский счет фонда, а на свой. Однако на людях держалась достойно, слабостей своих не выдавала и выглядела порядочно. Полногрудая, румяная, с вздернутым носиком, она будоражила умы многих представителей сильного пола, порождая в них возвышенные желания.
Карл Яковлевич Ряхин моментально среагировал на замечание.
— Свои вещи, милочка, воровать глупо! Знаете, я не медведь, чтобы лапу сосать. У меня язва! Мне питание требуется специфическое, а зарплаты, как всегда — не хватает! Позвольте я и вашу ложечку прикарманю. Думаю, хозяин не обеднеет. Судя по всему, он нужды не испытывает.
Софья Львовна укоризненно покачала головой.
— Ну, вы и хам! Свою я унесу с собой — на память! — она проворно сунула ложечку в глубокое декольте.
Ряхин поразился резкой смене убеждений, но сказал о другом.
— Была бы у меня такая грудь, я бы сахар мешками воровал!
Софья Львовна тяжело задышала, будто уже тащила эти мешки. Затем поправила колыхающиеся полушария, съевшие столовое серебро. Они выглядели так заманчиво, что не коснуться их — простительно было бы лишь безрукому или слепому.
— Позвольте, я помогу! — Ряхин дотронулся до святого и тут же был пристыжен.
— Что вы, ей богу! Люди кругом!
Карл Яковлевич не пользовался успехом у прекрасного пола. Женщины игнорировали приземистого, с чахоточным дыханием кавалера, смахивающего на закипающий чайник. Если о ком-то говорят, что человек родился в рубашке, то можно смело сказать: Ряхин родился в больничной пижаме. Постоянно ноя и жалуясь на самочувствие, он утомил всех сотрудников. При встрече они шарахались от него, как черти от ладана. Всеми силами Ряхин старался вызывать у коллег сострадание, придумывал себе новые неизлечимые болезни. Когда ему удавалось подловить в коридоре учреждения кого-нибудь, он извлекал из папки рентгеновские снимки или медицинскую книжку и подробно объяснял, что и где у него сгнило, прохудилось или потекло. Особенно раздражала его показная набожность. На рабочем месте Ряхина пылилась икона. Он при всех лобызал ее, вымаливая здоровья. Когда никого не было — денег, золота, бриллиантов.
