— А ничего! Как вы относитесь к Деду Морозу? Это такой добрый старичок, раздающий подарки детям. Подарки, оплаченные их родителями! Если стянуть с него красный балахон и оторвать ватную бороду, то обнаружится, что под ними скрывается слесарь из соседнего дома или ваш ближайший родственник! Христос, по сути, из той же оперы. От его имени церковь дарит иллюзорные надежды на загробную жизнь и ничего более. Взамен же требует поклонения, почитания и пожертвования, кои расходуются на сытную жизнь облаченных в рясы дармоедов. У каждого из нас свое видение мира. У многих оно состоит в вере в некую всемогущую сущность, наличие которой недоказуемо. Люди обращаются к ней посредством молитв, хотя она, эта сущность, всего лишь в их сознании. Нет бога иного, не было никогда и не будет, кроме разума. Только он способен родить жутких чудовищ, доказать их существование и тут же все опровергнуть, приведя веские аргументы. Поклонения он не требует, а вот ублажать чтением книг и размышлениями — его надобно. И чем больше знаний подаришь ему, тем сильнее он станет. А с сильным богом любой узел можно распутать или завязать.
Богохульство вызвало у Шклярского обильное потоотделение. Он побледнел и почувствовал себя дурно.
— Но ведь церковь призывает к порядочности, к внутренней культуре и любви к ближнему!
— Чтобы быть порядочным, не обязательно быть верующим, дорогой Сигизмунд Казимирыч! Посмотрите на Карла Яковлевича. Набожный человек, а ведет себя, как последняя сволочь — третью ложку в карман сунул! Да и вы, честно говоря, не ангел божий! Прикрываясь вывеской о благотворительности, обираете народ.
— Надо же как-то жить! — Шклярский густо покраснел.
— Устройтесь ассенизатором и живите честно. Приносите обществу пользу, убирая за ним дерьмо! Думаю, у вас живо пропадет охота задавать идиотские вопросы. Давайте оставим наскучившую тему. Пойду, соблазню Рюрикову: супруга на курорты свинтила, а организм требует тепла и услады! — Петр Ильич оставил собеседника и направился к Софье Львовне.
III
Игла проигрывателя терзала пластинку. В ответ динамики рыдали негритянским блюзом. Семибородов нежно ощупывал тело, которое намеривался затащить в кровать. Его язык, гибкий и изворотливый, ловко плел из слов вологодские кружева и намертво приклеивал их к одинокой женской душе.
— Вы так галантны, что я слегка конфужусь, — Софья Львовна откровенно кокетничала.
— Это врожденное. Гены. — Петр Ильич вспомнил рассказы отца о том, как дед подметал двор в Царском селе. — Пойдемте за стол, а то совсем заплясались.
