Шкуро и Май встретились, по-видимому, впервые. Шкуро не сиделось. Он вставал, жестикулировал… Май сидел грузно, чуть-чуть посапывал и добросовестно изучал по карте пути намеченного рейда.
Его солидность, годы, генеральская внешность – все это известным образом импонировало Шкуро, и он величал Мая не иначе, как «ваше превосходительство».
Очень скоро в дверях нашего купе появилась на мгновенье фигура адъютанта генерала Шкуро. Он сделал своему начальнику какой-то непонятный нам «морговой» знак и исчез.
Шкуро, недолго думая, хлопнул Мая по плечу:
– Ну, отец, пойдем водку пить!
Лицо Май-Маевского расплылось в улыбку, и обсуждение рейда было прервано. В соседнем купе был приготовлен завтрак. Давно не виданные закуски: семга, балык, икра, омары, сыр…
– Выпьем-ка, отец, смирновки! – И из какой-то вазы со льдом появилась бутылка смирновки.
«Отец» ответил полным согласием. Я с интересом наблюдал за генералом Май-Маевским. Он пил не жадно, очень прилично и, в сущности, даже немного. Водка и скоро поданное в изобилии шампанское вообще не производили на него видимого впечатления. И только к концу завтрака было заметно, что Май нагрузился.
Однако подобные эпизоды были редки. Жизнь штабов корпуса и дивизии проходила в рамках того сурового аскетизма, какой вообще был свойствен добровольческому фронту. Питались мы скверно и хронически недоедали. Дни проходили однообразно и нервно. Почти каждый день приходилось «восстанавливать положение» на фронте, постоянно нарушаемое большевиками. Мы жили оторванными от мира, в обстановке непрерывной жестокой борьбы. Разнообразие вносили случайные эпизоды.
Однажды я пообещал командиру Самурского полка выдать имевшееся в моем распоряжении телефонное имущество. Командир обещал прислать приемщика. Вечером мне доложили, что меня желает видеть какой-то солдат. Раскрылась дверь, и с вопросом «можно войти?» на пороге обрисовалась представительная фигура в солдатской шинели с унтер-офицерскими нашив-ками.
В вошедшем унтер-офицере я немедленно признал бывшего генерал-лейтенанта Л. М. Болховитинова. Он был во время Великой войны начальником штаба Кавказского фронта и для меня, тогда капитана генерального штаба, являлся чрезвычайно высоким начальством. Он знал меня прекрасно, так как я служил в штабе армии. Направляясь ко мне, «унтер-офицер Болховитинов», конечно, был осведомлен, кого он встретит, но для меня его появление было жутким.
– Узнаете?
– Еще бы не узнать! Здравствуйте, Леонид Митрофанович.
