Но вместо Соломона Яновича разговор поддержал Пол Щука:
— Вопросы остаются, есть много неясностей, и я склоняюсь к другой версии. Ставлю на свой вариант развития событий Эркон.
Эркон — целое состояние для некоторых семей! Денежное довольствие, выплачиваемое в течение трёх лет. Что-то вроде рассрочки по платежу на большие суммы.
Эмиль широко улыбнулся — так он поступал всегда, когда дело заходило об игре. В глазах появился холодный блеск, брови взметнулись на лоб, нос заострился.
Ох, не к добру это! Ох, не к добру…
Мы с Титом переглянулись и братец накрыл своей ладонью мою, чтобы остановить от опрометчивого высказывания — меня Эмиль не послушает, а Тит — старший и может приказать. Только наше промедление оказалось слишком долгим, и Эмиль выпалил:
— Реванш? Так ведь, Пол? Хорошо. Ставлю Мензи. Давай обменяемся версиями и посмотрим: кто из нас окажется прав.
Непроизвольно сжала руку Тита и закусила губу. Что братец делает?! Мензи — надел земли равный одному гектару.
— Я же говорил, что так и будет, — хмыкнул Пол Щука.
— Даже успели поговорить… — прошелестел Тит, и я дернулась, посмотрела на него. — Что же не предотвратил? Эх, Эмиль, Эмиль.
В глазах Тита горело разочарование и досада… и больше ничего.
Ни-че-го!
Выдернув руку из его пальцев, я обратилась к Эмилю:
— Играешь, Эл? Снова ввязываешься в авантюру? Ты не понимаешь? Вообще ничего? Пропал Валентин, непонятно что с Евгением. Твоя сестра пострадала! А ты… Какой же ты… Слов нет!
Я действительно не находила слов — эмоции зашкаливали. Пришла в голову мысль обернуться кошкой и бежать, куда глаза глядят, как можно дальше от семьи. Захотелось разрыдаться с новой силой, потому до боли закусила губу. Чтобы как-то унять побежавшие по телу мурашки — предвестники оборота — с размаху ударила кулаком по столу. Чашки и тарелки жалобно звякнули, вторя моей скорби и гневу.
— Вы так весь дом мой в щепки разнесёте, — настиг меня голос Щуки.
Резко вскочила со стула, крутанулась на каблуках, исполнила глубокий реверанс и со злой улыбкой проговорила:
— Милости просим, хозяин. Мы бездомные и обворованные припадаем к вашим ногам и просим о снисхождении. Вы спорить изволите — спорьте, но не на мою жизнь. Я отказываюсь от опе…
Пожалуй, получилось слишком язвительно и гневно, иначе как объяснить испуганную мину, которая появилась на лице Тита.
— Стоп! — рыкнул Тит. — Ты ни от чего не отказываешься! Опекунство остаётся в силе.
М-да, если бы эта фраза прозвучала не из уст Тита, а любого другого из братьев, я бы настаивала на отказе от опекунства со стороны кудесника. Но Титу я доверяла больше чем другим, любила его, понимала, как и он меня. Раз он остановил мои злые выкрики — значит, прислушаюсь и проглочу навязанное попечение.
