— Ты действительно привез важный хабар, — сказал он и пожал свояку вялую ладонь. — Спасибо, Бето. А теперь скачи домой и передай Данелу, пусть выставит охрану к дому Хестановых и не спускает с него глаз. Будем брать его на рассвете. Ну, скачи, ма халар, и пусть у твоего коня грива превратится в крылья.
— Сделаю, как ты сказал, — приложил ладонь к груди Бето.
* * *
У Микала тяжело на душе. Там, за окном, звенит гармоника, и хлопают ружейные выстрелы, а тут сиди в одиночестве, словно зверь в клетке, и представляй себе, как какой–нибудь Умар Тапсиев носится на носках вокруг какой–нибудь Зарины Цаликовой в водовороте стремительной лезгинки под выкрики стонущей от восторга толпы. Млау, конечно, тоже там, на пустыре возле бабки Бабаевой. А может быть, она сидит у себя в хадзаре и вот так же глядит в окно на центральный колодец? Муж и свекор на кувде, она — одна. Что, если незаметно проскользнуть задворками к сакле Баскаевых?
Микал закурил, в волнении заходил по комнате, топча чувяками на полу лунное пятно.
— Может быть, тебе принести холодной говядины, ма хур? — приоткрыла дверь мать.
— Нет, мама, не надо.
Дверь осторожно захлопнулась.
Дальше так продолжаться не может. Сидеть в собственном доме наподобие узника — разве для такой жизни он стремился сюда? Завтра же он уедет из хутора и заберет с собой Млау. Она хоть и плачет от предстоящей разлуки со своими близкими, по согласна ехать с ним куда угодно.
Микал остановился посреди комнаты, затянулся махорочным дымом. А что если… взять да и выйти завтра утром из дома. Пройтись по хутору, посидеть со стариками на нихасе. А потом запрячь в плуг быков да отправиться в поле, как когда–то в юности. Нет, нельзя. Арестуют и в тюрьму посадят.
За окном промелькнула тень, и тотчас задрожало стекло под ударами чьих–то пальцев, а в глубине двора зашелся на привязи хриплым лаем пес.
— Кто там? — раздался в сенях голос матери.
— Открой, Срафин, это я, Мишурат, — ответила тень. — Очень важную новость принесла я в этот дом, да не ржавеет в нем вечно очажная цепь.
Скрипнула дверь, старуха вошла в дом, отдуваясь, плюхнулась на нары.
— Совсем старая стала, — пожаловалась она. — Правду говорят: «Если арба уже не возит дров, она сама идет на дрова». Что я вам скажу, мои зернышки. Давче пришел ко мне Бето Баскаев, спросил, не Микала ли он видел в окне Хестановых?
— Ма хадзар! — испугалась Срафин. — Ну и ты?
— Дура я, что ли, — покривилась Мишурат. — Так я ему и сказала… «Померещилось, — говорю ему, — спьяну». А он усмехается так ехидно: «А тебе, нана, тоже померещилось?»
