Терская коловерть. Книга третья. | страница 42
— Мне тоже жалко своих родителей. Но ведь я хочу быть с тобой. А как можно быть с тобой, живя здесь? — и Микал нежно обнял за плечи любимую.
День на Реком выдался на редкость солнечный и безветренный. Над хутором струились в небо, словно струны на фандыре, дымки. Вокруг хутора насколько хватал глаз зеленела цветущая пшеница, от нее шел тонкий, удивительно приятный аромат. А в cамом хуторе пестрели праздничными одеждами хуторяне и слышались их возбужденные голоса. Сегодня Реком! Большой осетинский праздник, совпадающий с русским праздником Троицей. Сегодня нужно есть, пить, веселиться и тем самым славить бога, чтобы не оставлял своей милостью всех живущих под его могущественной дланью.
Вот толпа почетных стариков, сопровождаемая босоногой детворой, приближается к сакле Якова Хабалонова. Навстречу гостям выходит из ворот хозяин, нарядный, важный, знающий толк в старинных обрядах. Обменявшись с пришедшими приветствием, ведет их в уазагдон, где уже накрыт праздничный стол.
— Пусть бог даст нам в этом году много хлеба, чтобы его хватило на жертвы для всевышнего и на угощение гостей, — поднимает наполненный аракой рог один из стариков Дзабо Баскаев, отец сопливого Бето.
— Оммен! — степенно кивают головами остальные гости. И лишь Тимош Чайгозты криво усмехается.
— Бог–то даст, а вот твой родственник Данел придет и отнимет, — говорит он, не глядя на Дзабо.
— После родственника что–нибудь да останется, а вот если сосед в закрома доберется, то и мышиного помета не оставит, как в прошлом году у вдовы Караевой, — отпарировал реплику хуторского богача середняк Дзабо и победоносно огладил сивую бороденку.
— Это ты про кого? — вывернул глаза Тимош.
— Про того, кто в Гизели побывал [9].
— Уж не тебя ли там видели снимающем с мертвого осла подковы?
— Нет, я отрезал у него уши.
У Тимоша задрожали губы от бешенства, слишком прозрачным был намек на его оттопыренные уши.
— Клянусь богом, я обрежу твой гадючий язык! — крикнул он, хватаясь за кинжал и бросаясь к обидчику. Но его схватили за руки, стали наперебой уговаривать:
— Постыдись, Тимош, ведь на Реком нельзя поднимать руку ни на что живое.
С трудом погасив вспыхнувшую ссору бутылью араки, почетные гости отправились к следующему дому. Мужчины помоложе шли следом за стариками, неся в мешках праздничные дары, предназначавшиеся для завершающего кувда на хуторском кургане. Их в свою очередь экскортировали мальчишки, вертясь под ногами и безуспешно выпрашивая кусок пирога. Из–за плетней с интересом глазело на шумную процессию женское население хутора: мужчинам — праздник, а женщинам — хоть поглядеть на их веселье.