Призрак фуги | страница 18
Через полгода он уже в недельный срок сочинял пятиактные драмы в стихах и поэмы онегинскими строфами длиной в полуобщую тетрадь. Чем популярнее среди его сверстников были фильмы со Сталлоне и Шварценеггером, чем повсеместнее читали Чейза, слушали Богдана Титомира и группу «Сектор Газа», тем усерднее Сева изучал классическую литературу, отдавая накопленные деньги за собрания сочинений, пылившиеся в букинистических магазинах. Шли девяностые годы. Многие избавлялись даже от виниловых пластинок, сдавая их в комиссионные магазины за гроши, а Сева пользовался этим, выбирал лучшие исполнения музыкальной классики и выучивал наизусть целые симфонии и оперы — словом, жил этим миром искусства, который никому из окружавших его людей был не нужен. И ничего удивительного не было в том, что он решил поступать на филологический факультет. О последующем заработке он особенно не думал, ведь и литературоведы получают зарплату. А информатика и экономика казались ему не более актуальными, чем произведения Чейза и Титомира.
На филфаке университета Севу окружили сверстницы, жившие литературой, поэты, переводчики, филологические харизматики. Первые три года он просто плыл с закрытыми глазами, с головой погруженный в университетский океан, восхищаясь преподавателями, влюбляясь в однокурсниц, сутками пропадая в библиотеке или в общежитии у иногородних друзей. На четвертом курсе он учился уже отстраненно, выбирая из филологического мира только то, что было близко его душе и нужно было для написания дипломной работы. А в середине пятого курса до него вдруг дошло, что он понятия не имеет, чем будет заниматься дальше, за порогом жизни, которая до сих пор определялась то детским садом, то школой, то университетом. Работать учителем он не собирался и раньше: его интересовало искусство, а не преподавание азов. В области же литературоведения на пятом курсе Сева сделал одно важное открытие: никакого литературоведения не существует, а есть одна говорильня. В лучшем случае, наукой о литературе можно было назвать умение хорошо рассказать о книгах тем, кто ими интересуется. А ведь даже в дипломной работе от Севы требовалось подтверждение актуальности и новизны того, о чем он писал, то есть новизны и актуальности его способа рассказать о чужом искусстве рассказывать. С такой неопределенностью в планах на совсем уже близкое будущее Сева и доучивался в свой последний студенческий год, когда в марте, на пятом месяце темной, утопавшей в туманах зимы ко всему прибавилась еще и неуверенность в ценности самой жизни.