Беспричинный сбой биоритма озаботил Алексея. Он проводил в тайге, как промысловик и ученый охотовед, по шесть месяцев в году. И это — на протяжении двух десятков лет. Немудрено, что, прожив половину жизни наедине с дикой природой, стал суеверным, придя к мысли: все, его окружающее — деревья, травы, камни, птицы и звери — единый живой, мудрый организм, который надо уважать и ладить с ним. Но, поскольку ученый охотовед Солин имел не только высшее специальное образование, а еще и числился младшим научным сотрудником исследовательского института охоты и звероводства, то и суеверия ставил на научную основу. Был твердо убежден: придет время и наука объяснит то, что пока необъяснимо с ее позиций. Он верил в вещие сны, как в энергетическое эхо из будущего, считая, что душа человека способна заранее испытывать отголоски боли или радости от грядущего события, улавливая потаенные сигналы из будущего, которые надо силиться услышать и верно истолковать. Если у него предстоящим днем намечалось важное дело, то утром, сразу после пробуждения, он чутко прислушивался к состоянию души и ее тонуса, анализировал обрывки снов, ища ответ: удачным или нет станет начинающийся день, и, надо сказать: редко ошибался в прогнозах.
Он начал вспоминать: что видел сегодня во сне. Кажется, пытался летать. В молодости всегда летал во сне, и теперь еще летал, но с трудом, едва отрываясь от земли. Отяжелел. Годы… Сорок семь уже. Вот и нынешней ночью рвался ввысь, и как же ему было горько, что не хватало сил подняться выше кустарников. Видно, отлетал свое, а душа никак не соглашается, бунтует. Тело дряхлеет и становится немощным раньше души. Его душа, похоже, вообще стареть не собирается, взбрыкивает по-молодому. Может, она и вправду — бессмертна?
Стекла в оконце молочно просветлели. Значит, уже десятый час и пора собираться на путик. Надел суконные штаны, натянул на ноги просохшие войлочные обутки с брезентовыми голенищами, легкие и удобные при ходьбе на широких камусных лыжах. Облачился в теплый, ручной вязки свитер и в суконную куртку костюма «тайга». Надел двойную вязаную шапочку. Собрал в рюкзак все необходимое для промысла и чайных костров.
Покончив со сборами, Алексей повалился на нары лицом вверх. Лежал, млея от жары, впитывая ее в себя впрок. Это тоже был ритуал — перед выходом на путик упасть на нары и лежать ровно пять минут, мысленно проходя весь маршрут. Вот он душою уже в пути, и на его всегда загорелом лице залегали глубокие морщины, менялось выражение от внутренних переживаний, а светло-серые глаза то отчаянно сощуривались, то излучали злую решимость.
