— Не верю я нашему председателю. Убил его, поди, как Андрюха, а теперь говорит, что подобрал в поле.
— У него и ружья-то нет, — возразил дед. — Он языком воюет.
— Много ты знаешь, что у него есть, а чего нету, — отрезала бабушка.
Дед промолчал, потому что в самом деле никто точно не знал, что есть, а чего нету у Сухорукова. Но пророчество бабушки оказалось верным: осенью наш сосед умер.
От этих воспоминаний мне стало холодно. Солнце закатилось, оставив после себя на горизонте широкую кровавую полосу. Большое ледяное поле подплыло к мысу и, сев на мель, остановилось. Около его кромки плескалась вода. Наступила белая ночь. Теперь заря, скрывшись за разлившейся водой, почти тут же появится с другой стороны горизонта, чтобы снова занять половину неба. Охотничий день для меня закончился.
Я окинул взглядом лежавшую на траве дичь. И тут словно ножом полоснули меня по сердцу. Гусь, которого я добивал вторым выстрелом, оказался жив. Он смотрел на меня серым, полным невыразимого ужаса глазом, и пытался поднять окровавленную голову. Он испытывал нестерпимую боль, но облегчить ее, помочь ему я не мог.
На охоте постоянно сталкиваешься со смертью, ее несет каждый твой выстрел. Но когда дичь погибает сразу, не испытываешь угрызений совести, не видишь в этом ничего необычного. Однако от этого взгляда гуся, его тихого хрипа у меня поползли по спине мурашки. Я сознавал, что самым гуманным поступком с моей стороны было бы добить его. Но мной уже руководило не сознание, а чувство.
Я схватил гуся, прижал к груди и побежал к палатке. Но, вспомнив о ружье, которое тоже надо было взять с собой, повернул назад. Держа в одной руке раненого гуся, другой взял ружье и здесь мой взгляд упал на сегодняшние трофеи. На траве рядом со скрадком лежало шесть селезней и еще один гусь. В другое время при одном виде такой добычи меня бы охватил счастливый восторг. Но сейчас мне стало не по себе.
Я осторожно положил гуся на траву, столкал в рюкзак дичь, чтобы не видеть ее. Закинув рюкзак за плечи, я попытался взять еще и резиновую лодку, но понял, что с такой поклажей будет очень тяжело. Лодку пришлось оставить. Зато подранка я нес, прижимая обеими руками к груди. Так и донес его до палатки.
Антона еще не было. Я положил подранка рядом с палаткой, снял рюкзак и ружье. Затем пошел с котелком за водой, чтобы напоить гуся. Я где-то читал, что раненым всегда хочется пить. По реке несло льдины, по всей вероятности, попавшие в нее с пойменных озер. Вода уже затопила все луга и заливные озера. За день она заметно прибыла, это я определил по лодке. Мы оставили ее на сухом месте, а теперь она покачивалась на воде.
