В этом видении граф был одет не в светлый сюртук и брюки, а в пурпурную мантию, и борода его спускалась черными завитками до пояса. Взгляд казался суровым, почти страшным, сильные руки покоились на груди. Он подошел к ней вплотную и задрал полу хитона. Его рука нырнула к устью сведенных страхом ног. Пальцы прошлись по опухшим лепесткам плоти. Она застонала. В его глазах появилось удовлетворение и даже усмешка.
– Вы поили ее напитком старого жреца, посланника Банебджеда?
– Да, поили. Мы поили ее три ночи подряд. И готовили ее врата три ночи подряд, – раздался из темноты чей-то женский голос.
Людмила узнала этот голос. Это был голос ассистентки Ноймана, Дарьи Алексеевны.
– Хорошо, – с удовлетворением произнес жрец, похожий на графа. – Введите ее на жертвенный алтарь.
Двое слуг подхватили Людочку под руки и поволокли в центр зала.
Только тут она обнаружила то обстоятельство, что каменный алтарь был устроен таким образом, что середина выступа приходилась жертве ровно на область живота. Кто-то из слуг снял кандалы и вериги. Она мгновенно почувствовала облегчение. Женщина с голосом Дарьи Алексеевны сдернула с плеч шерстяной хитон. Господи, как стыдно! Она обнажена, а все смотрят на нее.
«Прекратите это все! Анатолий Александрович, пощадите!» – шептала она, но не слышала собственного голоса. Её шепот проваливался в немую бездну.
Людочку положили животом на прямоугольный выступ. Руки снова привязали, только теперь их стянули веревкой, конец которой крепился к железному кольцу, вбитому в пол. А ноги широко развели и тоже закрепили веревками к двум другим кольцам. В такой позе она была беспомощна и выставлена на обозрение немой черни. К слову сказать, толпа на этот момент чуточку оживилась. Пробежал едва сдерживаемый шепот и гул. Ей казалось, что люди слились в одну черную массу. И масса эта начала дышать. При каждом ударе ее собственного сердца эта липкая субстанция то расширялась, то сужалась. Отдельные куски отрывались от краев и антрацитовыми протуберанцами расползались по сводам пещеры. Протуберанцы превращались в каких-то макабрических бесплотных животных или змей. Они мельтешили всполохами, разбегались по потолку, всасывались в щели и снова колыхались и исходили дымом. Людочка закрывала мокрые глаза, но страшные видения не отпускали. И вдруг ее взор выхватил знакомый до боли рисунок: на каменном полу обозначились желтоватые ромбики керамической плитки: один-два-три, а четвертая треснута пополам.
