«Ах ты, похотливая сучка! – думал про себя граф, сидя в потаенной комнате. – Сегодня я вы* бу тебя так, что ты не сможешь ходить! Но сначала я накажу тебя…»
Оптика Швабе отлично позволяла видеть все детали пикантного дамского туалета. Да, он видел, как Людочка периодически закатывала глаза. Как сбивалось ее дыхание, и темнели зрачки карих глаз. Как она закидывала назад голову с тяжелыми локонами новой высокой прически, делавшей ее похожей на римскую красавицу. Как напрягались ее длинные ноги, силясь раздвинуться шире, как ее розовый анус дрожал и судорожно сжимался от манипуляций Хатидже.
Девушка непроизвольно или от страха быть порезанной напрягала бедра и тянула носки узеньких стоп, но металлическая конструкция желобов хитроумного кресла не давала ей это сделать. Она закусывала нижнюю губу. Ее соски темнели и становились плотными, а светлый лоб покрывался легкой испариной.
Казалось, что Хатидже совсем не интересны все ее душевные и телесные страдания. Он подчеркнуто бесстрастно делал свою работу.
«Интересно, как у него ТАМ все устроено? – думала она. – Остался ли у него пенис? Да или нет? И как он мочится? Осталось ли у него желание овладеть женщиной?»
Когда Колетт вывела Людочку из тайного кабинета, Краевский ждал ее в маленькой прихожей. Людмиле показалось, что он был немного раздражен. Его взгляд стал строже и холоднее. Он сжал ее предплечье так сильно, что она удивленно посмотрела ему в глаза.
– Анатоль, что с вами? Я что-то сделала не так? – глаза Людочки потемнели от испуга.
– Колетт рассказала мне о том, что одна юная девушка плохо себя вела у Хатидже.
– Кто? Это вы обо мне?
– Конечно, о тебе! О ком же еще?
– Она лжет…
– Признайся, тебе было приятно от того, что на тебя пялился этот кастрат?
– Какие глупости! Это вам Колетт сказала? А ей кто? Хатидже? – лицо Людмилы стало почти багровым. – Он лжет! Я больше сюда никогда не пойду.
– Ты будешь сюда ходить столько раз, сколько я прикажу.
– Но, почему я должна терпеть эти гнусности? Мало того, что я их терплю, так они еще смеют меня осуждать.
– Они не смеют. Смею только я. Успокойтесь, мадемуазель. Я просто пошутил…
– Как пошутили?
– А что, я случайно угадал? – он иронично приподнял одну бровь.
– Нет. То есть… Господи, вы измучили меня… – она закрыла лицо руками, готовясь заплакать.
– Успокойся, Мила. Я просто пошутил, – он рассмеялся. – Послезавтра вечером мы поедем с тобой в театр. Я заказал ложу. Ты наденешь туда новое платье из синего бархата и сапфиры.
