Короткая летняя ночь показалась ему нескончаемо длинной. Было душно, он пил из графина теплую воду и падал лицом в высокие подушки. Сон охватывал голову на несколько минут, потом перед глазами всплывал образ возлюбленной. Он видел ее распущенные русые волосы. Казалось, она рядом, и на подушке он тоже видел ее волосы. Его пальцы путались в длинных прядях. То он слышал ее нежный смех. Он вскакивал, словно в горячке, и шептал ее имя.
Порой сон пропадал совсем. Он садился на кровать. Пальцы с силой обхватывали взлохмаченную голову.
«Она не вернется! Зачем я ей? Старый трусливый подкаблучник! Тряпка! У меня же за душой нет ни гроша собственных денег. Я же только хорохорюсь, а сам полностью завишу от миллионов семейства Фейербах! Как я жалок! Я лишь играю роль хозяина жизни, хотя, на самом деле, я вечный раб. Я даже хуже, чем „Катька“. У „Катьки“ есть свои миллионы, а у меня только ненавистная Руфина. Даже этот дурак Дятлов и тот спит с любимой женщиной. А я? Как все мерзко. Она не приедет в понедельник. Я пропал…»
– Ты давно, дружок, пропал… – шептал кто-то невидимый в темноте.
– Кто здесь? – Краевский таращил глаза в сумрачные углы гостиничной комнаты и прислушивался.
– Пропал… Пропал… – это ветка старого ясеня царапала открытые настежь окна. И ночная птица ухала в ночном лесу. – Пропал… Не приедет…
«Я схожу с ума» – думал он.
Забылся он лишь под утро.
И ему приснился сон.
* * *
Она вернулась, но взгляд ее карих глаз казался холодным и чужим, она отчего-то не смотрела ему в лицо. Решительной походкой Людмила прошла на середину комнаты и грациозно села на стул. На ней было новое платье и шляпка. Это было белое кружевное платье, словно у невесты. Она была ослепительно прекрасна в этом платье. Но это платье покупал не он. А кто же?
– Граф, нам надо поговорить.
– Я слушаю вас, мадемуазель, – отвечал он, волнуясь.
В ее голосе послышались незнакомые нотки, а его сердце затрепетало в предчувствии неминуемой гибели.
– Анатолий Александрович, нам надо расстаться.
– Отчего-с так? – спрашивал он хриплым и слабеющим голосом.
– Дело в том, что я выхожу замуж.
– Замуж? Вот как-с? Значит, вы меня бросаете?
– Вы, как ребенок, граф. Наши отношения были неправильны, порочны и, наконец, смешны.
– Смешны? А что же в них смешного?
– Граф, за все это время вы даже не осмелились сделать меня женщиной, – она встала и заходила по комнате.
– Но я не знал, что это для тебя так важно.
– Важно? – она зло рассмеялась. – Признаться, я очень вам благодарна за то… что вы меня пощадили. Как вы и предрекали, мне не придется обманывать мужа. Я осталась невинна.
