Он выставлял на стол пластиковые поддоны с едой, пока она стучала пальцами по клавишам как опытная стенографистка.
— Жё вэ лё фэр. Мэ дёман, — ответила она на долгую тираду смуглого парня и выключила видеосвязь. — Сказала же сделаю. Только завтра.
— Может всё же присоединишься? — посмотрел на её расстроенное лицо Влад.
— Да, пожалуй, — встала она, погасив экраны.
— Мирин? Капельку? — он скрутил крышку с маленького картонного тетрапака.
— А это что? — с недоверием покосилась она на светло-жёлтую жидкость.
— Сладкое рисовое вино. Сейчас его используют в основном в кулинарии.
— Хочешь меня приготовить? — улыбнулась она, нюхая свой бокал.
— Возможно, и так. Но, честно говоря, оно само по себе вкусное. Говорят, веке в шестнадцатом, оно считалось алкогольным напитком для японских женщин, аналогом сакэ для мужчин.
— Чёрт, а правда, вкусно, — попробовала она.
— Тогда давай за встречу?
— А, давай!
И вкус этого напитка с тех пор навсегда остался на его губах Таниным поцелуем.
Наши дни
ТАНЯ
— На этой неделе мы летим с тобой в Японию, — Эрик, как обычно, сидел на краю её стола.
«Мирин. Сладкое рисовое вино», — услужливо подсказала память.
— А переговоры с итальянцами? — отмёл все воспоминания её прагматичный мозг.
— У них будет неделя подумать. И если они согласятся, то после Японии сразу полетим в Италию смотреть гостиницы, что нам предложат.
— В Рим?
— Все дороги ведут в Рим, — улыбнулся Эрик. — Но мы поедем в Неаполь. Термы, Везувий, Помпеи. Возьми с собой удобную обувь.
— В Японию? — улыбнулась она в ответ. И по его тону было понятно, что чем бы не закончились их переговоры, в Италию они полетят всё равно.
И Таня даже была не против.
— И в Японию тоже, — он встал. — Мне нужны ваши паспорта, мадемуазель Бонье.
— А моё согласие?
— Его вы уже дали, подписав трудовой договор, — он развернулся и пошёл к двери, но остановился, держась за ручку. — Таня, насколько серьёзно у вас всё с Назаровым?
Не то, чтобы она была не готова к этому вопросу, но она действительно не знала, что ответить и беспомощно развела руками под его серьёзным взглядом.
— Прости мне мою прямоту, но для меня это важно. И совсем скоро я ещё раз об этом спрошу.
Дверь захлопнулась за его спиной.
Он не сказал ей: «Определяйся!», но она знала, именно это он и имел в виду. В его сдержанных, словно нечаянных прикосновениях, было столько чувственности, что она боялась вспыхнуть, когда их локти соприкасались за переговорным столом.
А когда их игривые французские партнёры сморщились на предложение Сикорского как на варёную брокколи, она им сказала известную французскую поговорку: «Ди па ке се па бон, ди — жэм па». Не говори, что это невкусно, говори — не люблю. А они ответили, что проглотят всё, что им предложит «этот изобретательный месье», если она приедет к ним в Прованс с тем месье, что так «съедает» её глазами.
