возможен иной перевод: «став», но греческое причастие «гено́менос» («ставший») к этому времени часто выступает в роли причастия глагола «рождаться», который очень близок к нему по звучанию. Но важнее всего отметить, что в то время как в ст. 6 причастие «будучи, пребывая» стоит в настоящем времени, что указывает на вечность, здесь глагол в аористе (прошедшее время совершенного вида), а это указывает на единичное историческое событие, имевшее место в прошлом. Этим подчеркивается контраст между тем, чем Он стал, и тем, чем Он был всегда. Здесь больше подходит значение «родившись», потому что Иисус явился на свет слабым человеческим младенцем, а не явился в блеске славы Богоявления.
Ст. 7б – Он был во всем человеку подобен – Эта фраза в оригинале неуклюжа и неестественна (дословно: «видом был обретен как человек»). Ср. Евр 4.15; Гал 4.4; Ин 1.14. Это убедило некоторых ученых в том, что перед нами перевод с арамейского, на котором якобы первоначально был написан этот гимн (см. коммент. на 2.6-11). Слово «вид» (греч. «схема») – синоним предыдущего «подобие». Это значит, что Его облик «был таким, что у тех, кто видел Его, создавалось впечатление, что Он был человеком»[41]. Это слово означает не только физический облик, но и нравственные и духовные качества. Такое количество синонимов («форма» – «подобие» – «вид»), вероятно, употреблено в стилистических целях, для достижения большего риторического эффекта. Человеку подобен – Выше уже говорилось, что по-гречески фраза звучит неестественно, но некоторые толкователи видят в словосочетании «как человек» намек на Сына человеческого, как он описан в Книге Даниила (7.13).
Ст. 8 – Но еще больше себя умалил и так был послушен, что принял и смерть саму – смерть на кресте – Христос настолько полно воспринял человеческую природу, что согласился даже на смерть. Умалил себя – дословно: «принизил себя». Хотя нигде не упоминается роль Небесного Отца, но понятно, что Христос послушен Его воле. Это готовность к смерти, ее добровольное принятие есть высшее проявление сыновнего послушания. Как нет любви сильней, чем та, когда жертвуют жизнью ради друзей (Ин 15.13), так нет и большего послушания, чем согласие выпить чашу страданий и смерти[42]. Кроме того, надо помнить, что в еврейском богословии смерть понималась как некий владыка, как царь и даже царство. Таким образом, то, что Иисус согласился принять саму смерть, означало вхождение в это царство, своего рода «схождение в ад»
