Тамара зашла в спальню и села на кровать, стараясь не расплакаться. Когда они переехали, ей выделили одну комнату на первом этаже и «заботливо» перекрасили ее в розовый, так как были уверены, что этот цвет обязательно понравится девушке. Он ей не нравился. Этот розовый был цвета лекарства от изжоги, и вызывал у нее еще больше боли в животе, чем лечил.
Наконец, дверь ее комнаты распахнулась и захлопнулась. Перед нею стояла мать, уперев руки в бедра. Тамара уставилась в пол.
- И… как долго это продолжается? - спросила она.
- Что продолжается?
- Отвечай мне, - ответила мама.
- Ничего не происходит. Я сказала, что попросила Леви поцеловать меня, потому что у меня сегодня день рождения. Он так и сделал. Вот и все.
- Он трогал тебя?
- Ну, его губы прикасались ко мне.
- Он трогал тебя под одеждой?
- Нет, мама. - Тамара зарычала и закатила глаза. - Мы целовались. И все. Мне шестнадцать. Мне нельзя целовать мальчиков?
- Тебя ничего нельзя делать. Ничего. Ничего без моего разрешения или разрешения дедушки.
- Ладно. Приведи сюда дедушку. Мы спросим у него, можно ли мне поцеловать мальчика в свой день рождения.
- Ты можешь спросить его о Леви Шелби, но тебе не понравится его ответ.
Мама стояла со скрещенными на груди руками и стучала по полу коричневым кожаным сапогом на высоком каблуке. В свое время Вирджиния Мэддокс была очень красивой. Тамара видела фотографии. Но она носила слишком много макияжа и красила волосы как у Фарры Фоссет до тех пор, пока те не начали ломаться и высыхать. Большинство дней она выглядела собранной, но в такие дни Тамара видела, как расходятся швы.
- Тамара, я скажу кое-что, что тебе не понравится, но лучше выслушай.
- Что?
- В этой семье тебе выделена одна роль, - сказала она. - Только одна. Твой дядя Эрик мертв. И твой папа, Нэш, тоже. Ты единственная Мэддокс, которая останется после смерти дедушки. Знаю, ты считаешь, что это делает тебя особенной. Но это не так. Все совсем иначе. Это значит, что ты не будешь делать ничего, что хочешь. Значит, что ты должна исполнять свою роль, потому что нет больше никого, кто будет делать это за тебя. И тебе лучше поверить, если ты не вырастешь и не повзрослеешь, и не будешь делать то, что велит дедушка, то окажешься ни с чем. И я не позволю тебе все испортить, не после всего, что вложила.
- Мне всего шестнадцать. Что же мне делать?
- Ты знаешь. Всегда знала.
Тамара вздохнула.
- Знаю. Я должна выйти замуж. Должна родить детей. - Это она знала. Несколько лет знала об этом. Два года назад она захотела стрижку как у Дороти Хэмилл, и ее мать сказала «ни за что, девочки, которые хотят замуж, не стригутся коротко». - Я должна удерживать «Красную Нить» на плаву, бла-бла-бла.
