В это время открылась дверь, и свет от лампочки карманного фонаря упал прямо на искаженное от напряжения и боли щетинистое, жирное лицо Иоганеса.
— Вот, пожалуйста, — сказал кузнец и показал белые зубы между черной бородой и усами. — Он просил меня спрятать его где-нибудь. Но где я спрячу такого почтенного гостя? У меня нет подходящего места для него. Может быть, вы спрячете его получше?
— О, мы спрячем, — сказал милиционер сурово. — У нас найдется подходящее место.
Он медленно провел большими костлявыми пальцами по лицу. Пальцы скользнули по грязной, небритой коже, взобрались на острую скулу, будто на гребень волны, упали в глубокую впадину щеки, похожую на провал между волнами, и снова взобрались на гребень острой нижней челюсти.
У него все лицо уже давно напоминало гребни и впадины застывших волн, кости лезли вперед, а мясо и кожа опадали внутрь. Теперь рыжеватая щетина, густо покрывавшая нижнюю челюсть, закругляла немного остроту выступавших костей.
Он провел пальцами по своему большому лицу, потом пощупал около шеи выступавшие ключицы и мрачно задумался, глядя на зеленые кусты вереска и на желтеющие листья ольхи. Он чувствовал, что кости на его теле еще больше выступили в последние дни. Они так и лезли наружу, распирая кожу. Мяса и крови оставалось все меньше и меньше, и жизнь уходила вместе с мясом и кровью из его большого тела.
Но он все-таки живет еще, чорт подери. Он дышит и ходит, и у него еще крепкие руки. Он пощупал мускулы на своих иссохших, огромных руках. Эти руки еще покажут себя, и пальцы могут свернуть еще не одну шею. Он пошевелил крупными костлявыми пальцами и медленно сжал их в кулаки. Пусть не думают, что он уйдет из жизни незаметно и безобидно, как издыхающий цыпленок. Он еще напомнит им, что он жил на свете и что нельзя безнаказанно вытеснять его из жизни.
Он протянул руку назад, внутрь шалаша, и, порывшись немного в сухой листве и соломе, вытащил оттуда недопитый литр водки. Глотнув несколько раз из горлышка, он поставил бутылку на место, прислонился спиной к шалашу и обхватил руками длинные, согнутые ноги. Голубые глаза его мрачно взглянули по сторонам из глубоких впадин.
Это было укромное место в болотном лесу. Сюда никогда не заглядывал посторонний глаз. Среди густого молодого ельника и вереска стояла огромная рассохшаяся бочка. Тут же между двумя высокими ольхами валялся большой ржавый котел. Он обрушился когда-то с этих ольх вместе с прогнившей перекладиной, на которой прежде был подвешен. Рядом с ним лежали остатки рассыпавшейся кадушки, служившей некогда холодильником для самогонного аппарата.
