Из глубины коридора приблизились носилки, за ними шла Маша. Опередив санитаров, она пробежала мимо Уланова, коснувшись его халатом, и открыла дверь в класс. Носилки свернули туда, и Николай узнал своего комбата. Голова Горбунова безвольно покачнулась на покосившейся подушке, и Николай вскрикнул, испугавшись, что раненый упадет... Почему-то сильнее всего Николая поразило то, что старший лейтенант оброс светлой бородой; нитка от бинта, зацепившись за волосы, лежала на его стиснутых губах... Маша пропустила носилки в класс, вошла сама, и дверь за нею захлопнулась.
- Когда нас отправят, не слыхал? - спросил у Николая боец с перевязанным лицом, и юноша недоуменно посмотрел на него, не поняв вопроса.
- Еще насидимся здесь, - проговорил сержант.
- Не дорога, а наказание, - хрипло сказала старшая девочка. - Ни проехать, ни пройти...
- Машины буксуют... - добавила вторая, подняв на сержанта голубые глаза.
Полная, рослая девушка показалась в дверях палаты, и сержант окликнул ее:
- Сестрица, помогли чего старшему лейтенанту?
Голикова тщательно притворила за собой двери.
- Ох, товарищи, такая беда! - ответила она довольно спокойно.
- Помирает? - спросил светлоусый солдат.
- Не стали оперировать, - пояснила Клава, - посмотрели только и сказали, чтоб назад несли. - Она покачала сверху вниз головой, как бы прощаясь уже с Горбуновым.
"Комбат умирает!.. - ужаснулся Николай. - Как это случилось? И что с моим батальоном?" - впервые, кажется, подумал он так - безотносительно к своей личной судьбе. Оказывается, он до сих пор был озабочен преимущественно своим участием в войне, - на остальное у него как-то не оставалось времени. И это открытие ошеломило Николая.
- ...Душевно жалко, - услышал он низкий, густой голос светлоусого солдата. - Я с ним из-под самой Каширы шел...
- Я с ним с границы иду, - проговорил сержант.
- Поторопились мы малость... - сказал солдат. - Без полной подготовки наступать начали... Вот и насовали нам...
- Начальству виднее, - заметил сержант. Было не ясно - согласен ли он с таким положением вещей или не одобряет его.
"Они, правы", - волнуясь, думал Николай. Еще вчера он горячо опровергал подобные высказывания, сейчас он чувствовал себя не в праве спорить с ними. Мало того: все впечатления последних часов - санитарные обозы, обилие раненых, агония комбата, казавшегося таким несокрушимым, - говорили о чьей-то ошибке...
"Что, если и моя вина здесь есть?" - спрашивал себя Николай. "Опоздал, брат", - вспомнился ему скрипучий голос командира полка, и Николай внутренне сжался, испугавшись разоблачения.
