и когда отец Дмитрий просыпается, сожаление прерывает он тут же, и глаза открывает, и ведает, что леса в нём нехоженого побольше леса окружающего будет, и не огорчается он тогда, а радуется, и вдыхает воздуха свежего молоко, и радуется лесу в себе и лесу вокруг, и ведает уже, обретённый, что каждый, кто не перешёл от сожаления к радости, не проснулся ещё, и надобно будить их, горемычных, даже пребывали они бы в радости одной если бы беспробудной, надобно будить их сейчас;
и когда отец Дмитрий просыпается и будить всех стремление имеет, то слышит тотчас, как из лесного шума выделяются, остатками бренными из породы земной вечной, голоса остальных, кои не спят уже; и не остальных, но оставленных, говорит себе отец Дмитрий, ему на попечение и Господу на заботу; не спят они уже и когда они просыпаются именно, не ведает того отец Дмитрий, не ведает, но рано, видит Бог, рано;
и когда отец Дмитрий просыпается и выходит из комнаты своей с потолками высокими настолько, что теряется в полумраке постоянном потолка этого ветхость и побелка осыпавшаяся кусками целыми, выходит в коридор полутёмный от широты своей, и по дорожке истёртой ступает ковровой, цвета красного, как и покрытие ковровое, дубам чиновничьим сердце услаждающее, в доме Марфы и Марии, идёт по дорожке этой, семнадцать ступеней в коридоре преодолев, через переход этажей межуровневый, девять вниз и восемь вверх, и входит в залу общую, столовой служащую и местом собраний общих, ежели случались бы таковые, но таковых не было ещё ни разу, за исключением редких визитов Льва Петровича, Марфы и Марии отца, редких постольку, поскольку видеть дочь свою за границей ума допустимой тяжко сердцу отцовскому, пусть и в службе военной ожесточённому и на службе чиновной разжиревшему, но надежды прежде на карьеру дочернюю возлагающего и ныне с Марией оставшегося, и будто сломило это отца Марфы;
и когда отец Дмитрий просыпается, и в зале общей оказывается встреч несуществующих санатория этого частного для людей убогих, из усадьбы загородной Львом Петровичем сымпровизированного, появляется здесь Пётр с книгами, роли различные играющий в хозяйстве сём сложном, ибо непросто среди людей ущербных пребывать человеку с умом исправным, и отцу Дмитрию непросто, да служба такая у него, отправили сюда его бессрочно вослед за Марфой, которая востребовала в заключение своё добровольное священника своего, и хотя отца Дмитрия тоже за безумного почитают и подыгрывает им в этом уверенно он, но ведает про себя: для того это только, дабы людей окружающих не расстраивать, и не расстраивает он их, и справляется у Петра сразу же: как дела у Марфы, но не отвечает Пётр на это ничего, плечами пожимает лишь и вздох испускает сострадательный, покуда его отец Марфы сюда работать направил и плату заработную большую исправно платит, но заключение оно и есть заключение, где бы оно ни было, а тем более здесь: в забытом Богу лесу северном, за границей финской, откуда до России просто так не выбраться, заработанные деньги негде потратить, и, к тому же, привыкли к нему обитатели местные очень, а это многое значит и просто так теперь нового человека сюда не поставит, даром что люди вокруг русские, русские-то русские, да такие же заключённые как и он, но к тому же ещё безумцы, и потому ничего не соображают угнетательного в участи своей, и за благо её воспринимают, и лишь Пётр мучается долей такой, за себя вдвойне и по разу за каждого;
