«Не думай, не думай, Марьяна!» Как же будет теперь? Чего стоит ее жизнь? Только бы сберечь сына. Сберечь, сберечь. С ним не так страшно душевное одиночество, что свалилось на нее каменной глыбой.
Черная, долгая ночь!
«Не думай, Марьяна! Не думай!»
5
Уже в первых приказах фашистских властей прозвучали угрозы, преследовавшие затем киевлян изо дня в день! «Смертная казнь, расстрел…»
«Жителям (всем лицам) запрещено выходить на улицу от 18 до 5 часов по немецкому времени.
Нарушители этого приказа могут быть расстреляны на месте без предупреждения».
За сокрытие оружия — расстрел.
За несдачу противогазов — расстрел.
«Все голуби в городе Киеве и предместьях должны быть немедленно уничтожены. Тот, у кого будут обнаружены голуби, подлежит расстрелу за саботаж».
И не стало в городе голубей, их вырезали, задушили, свернули им шел, даже перья сожгли. Не стало пепельных, крапчатых, белых, сизых любимцев, гордости и утехи киевских мальчишек.
В приказе о немедленной сдаче радиоприемников тоже было выделено крупным шрифтом слово «расстрел».
С утра у высокого здания на углу улицы Свердлова, где в первом этаже находился большой магазин «Детский мир», выстроилась длиннющая очередь. Киевляне Сдавали радиоприемники.
Верхние этажи этого дома заняла немецкая комендатура, выселив всех жильцов. У парадного входа с Крещатика стояли часовые, к нему то и дело подъезжали легковые машины, немецкие офицеры входили и выходили из дверей.
Максим где-то в середине очереди внимательно прислушивался и приглядывался. Кто-нибудь обронит слово, кто-нибудь тревожно оглянется, кто-нибудь вздохнет. Пожилая женщина, прислонившись к стене, растерянными и удивленными глазами смотрела на щеголеватых немецких офицеров, которые, громко переговариваясь, фотографировали очередь. В глазах женщины Максим читал: «Нет, этого не может быть… Это мне примерещилось. Фашисты в Киеве? Нет, этого не может быть!»
Тень тревоги лежала на лицах, темная тень немецких приказов, пестревших на стенах и круглых афишных тумбах. «Что будет через месяц, если таково начало?» — безмолвно спрашивали друг друга. «Через месяц? Лучше скажи, что будет завтра?»
Максим взглянул на верхние этажи. «Какие еще приказы они готовят? Хотел бы я несколько часов пробыть там невидимкой и послушать, что они собираются делать».
Его хмурое лицо посветлело, когда из дверей магазина, который немцы превратили в склад радиоприемников, вышли, довольно улыбаясь, двое парнишек лет по семнадцати.
