Оставалось около часа до атаки. Я выдвинулся в роту старшего лейтенанта В. К. Дружина, чтобы убедиться в готовности подразделений к бою. Василий Константинович, прищуривая от солнца свои светлые глаза, указал на местности все огневые точки врага, четко определил, кто и когда их подавляет. Он считал, что у противника здесь мало сил.
— Серьезного боя на этот раз не будет, — заверил Дружин. — Рубеж у фашистов невыгодный: позади болото.
Думаю, он недооценивал противника. Суровая практика выработала осторожность в подходе к оценке сил и возможностей врага, и я не спешил с выводами. По моим данным, бригада могла встретить в своей полосе до батальона врага с 10–12 танками. Невыгодное же положение рубежа, занимаемого противником, ограничивало создание им глубины обороны, но зато вынуждало иметь высокую плотность огневых средств на переднем крае. При таком построении обороны было необходимо подавлять огневые точки врага все одновременно, что при недостатке в подразделениях боеприпасов создавало серьезные трудности в организации огневого поражения.
И вот началось… Вслед за коротким артиллерийским налетом пехота дружно атаковала врага. Фашисты, не выдержав, отошли. Предвидение командира роты, к счастью, оправдалось.
Позвонил полковник Глонти, выразил неудовольствие, что не мог в течение 8 минут разыскать меня.
— Начальник штаба не имеет права ни на одну минуту быть без связи, — строго сказал он. — Всегда и везде с ним связь. Запомни, больше повторять не буду.
Я доложил последние данные обстановки, он остался доволен нашими успешными действиями.
Глонти все эти дни держал бригаду в поле зрения. Мне казалось, что каждый мой шаг он видел издалека, и часто поздно вечером, когда спадало напряжение боя, звонил, спрашивал о делах и возникших трудностях. Даже за промахи сильно не ругал, словно давал время окрепнуть, врасти в должность.
Однажды под вечер он зашел в штаб, послушал мои указания офицерам по организации обеспечения. Сидел молча. Изредка я бросал взгляд на него, пытаясь уловить оценку моей работы. Когда офицеры ушли, он похвалил за конкретность и обстоятельность указаний. Потом предложил подумать о том, нужно ли всем исполнителям с такой подробностью ставить задачи. Не стал ждать ответа, высказал свое мнение. Оно сводилось к тому, что начальник, как бы обстоятельно ни перечислял, что и как нужно сделать, не в состоянии охватить в полном объеме содержание и порядок выполнения заданий. Всегда останется значительная часть вопросов за пределами указаний, которые потребуется решать непосредственно исполнителю, ориентируясь при этом на основные отправные данные, изложенные начальником.
