— Тут все заговорили о мире, — продолжал Тимократ. — К Антипатру послали парламентёров, но он ответил, что союза не признает, но согласен разговаривать с каждым государством в отдельности. И тогда союз распался. Все бросились заключать перемирия и расходиться по домам. У Антифила Антипатр потребовал выдачи Демосфена, Гипперида, Гимерия и других ораторов антимакедонской партии. Антифил велел войску идти домой и поскакал в Афины, а мы с Менандром втёрлись в его свиту.
Эпикур только качал головой.
Менандр ждал друзей в своей комнате, украшенной бюстами драматургов.
— Эх, и пообедаем мы сейчас! — воскликнул он. — Какое это счастье разлечься на своём ложе у своего стола, подсунуть под локоть подушку с вышивкой, знакомой с детства! Нет, милые мои, я навоевался досыта, от всей души надеюсь, что для меня эта война — последняя. Пусть воюют, кому нравится. Располагайтесь, друзья, будем есть и веселиться, вспомним доброе и забудем дурное...
— Я думаю, Леосфен не проиграл бы войны, — сказал Эпикур.
— Кто это знает? — отмахнулся Менандр. — Не хочу я даже думать о военных делах.
— Но что же теперь будет с Афинами?
— Что бывает с побеждёнными. Посадят кого-нибудь на шею и обложат данью. А не всё ли равно, Эпикур, кто правит городом — толпа, готовая ради подачек идти хоть за Стратоклом, или сам Стратокл в ранге наместника? Вон азиатские города давно так живут, и ничего. Правильно я говорю, Тимократ?
— А Демосфену снова придётся бежать, — сказал Тимократ. — Только подальше, у Антипатра руки длиннее, чем у Демада.
— Хватит, друзья, об этом. — Менандр подал Гилиппу знак наполнить килики вином. — Давайте отдохнём и попросим богов, чтобы они обошлись с нами милостиво.
Эллинскую войну стали называть Ламийской. Греческой армии больше не существовало, наёмники перешли на службу к Антипатру, ополченцы разошлись по домам. Македоняне заняли Фессалию, прошли Фермопилы и стали лагерем у Кадмеи. В Афинах состоялось шумное Народное собрание, настроенное на заключение мира. Кто-то предложил отправить к Антипатру его друга Демада. Послали за Демадом, но он напомнил, что лишён права выступать. Атимия была немедленно снята, тогда он пришёл в театр и предложил, чтобы его и Фокиона назначили послами с неограниченными полномочиями. Предложение было принято. Менандр не был на Собрании, сказав, что в зрелищах такого рода больше не нуждается. Эпикур пришёл, попался на глаза Фокиону и был включён в состав посольства в качестве писаря.
