Забыв определения счастья, данные Аристотелем и Аристиппом, Эпикур в те дни был близок к тому, чтобы считать достигшим счастья соправителя подобной страны. С Филоктимоной ему было легко и просто. Она понимала его с полуслова, была чуткой и внимательной, ни разу ничто в ней не вызвало его раздражения. Когда он корпел над «Письмом», она тихо сидела у соседнего окна и вышивала. В праздничные дни они вместе обходили храмы или отправлялись за город. Иногда Филоктимону приглашали выступить на каком-нибудь симпосионе. Просьбы Эпикура взять его с собой она отводила единственной фразой: «Там слишком много пьют». Он не настаивал и терпеливо ждал её возвращения, иногда, если пир затягивался до утра, заглушая беспокойство, писал и переписывал первые главы своей книги.
Всё-таки пришло время, когда он начал задумываться о будущем. Однажды после ужина Эпикур сказал Филоктимоне, что хотел бы жениться на ней.
— Не выдумывай, — возразила она. — Что от этого изменится? Мы ведь и так вместе.
— Я хочу, чтобы мы были вместе всегда.
— А я не хочу загадывать, — ответила Филоктимона тоном, исключающим продолжение разговора. — Кроме того, мы ровесники, тебе ещё рано думать о браке, мне — поздно.
Всё же через несколько дней Эпикур снова вернулся к этой теме.
— Помнишь у Платона сказано, что суть любви в стремлении к бессмертию? — начал он.
— Да, через детей, — кивнула Филоктимона. — Только сам-то он остался холостяком.
— Это его дело. Но, по-моему, именно дети есть и цель и оправдание любви.
— Во-первых, любовь не нуждается в оправданиях, — ответила она, — а во-вторых, если тебя так волнует отсутствие потомков, возьми себе добродетельную хрюшку, и она нарожает их тебе сколько захочешь.
— Но мне нужны не поросята, а дети. Наши с тобой, и больше никакие! — возмутился Эпикур и изложил ей подсказанный Мисом план о создании скриптория, покупке дома и счастливой семейной жизни в окружении друзей и детишек.
— Милый мой проводник, — вздохнула она, — поверь, там, куда ты собираешься вести, нет и намёка на дорогу, во всяком случае для меня. Неужели ты думаешь, что я соглашусь променять свою красоту и свободу на затворничество в геникее? Во имя чего я должна превратиться в наседку и развлекаться, сплетничая с такими же соседскими курами? Да ты сам первый отвернёшься от меня. А дети — ведь они будут заведомо несчастными бесправными метеками! Прости меня, но ты сам не знаешь, что говоришь.
