Эпикур молча слушал.
— Это всё, — сказал Мис. — Деньги на прежнем месте, бери сколько вздумаешь. И ещё. Если переедешь к ней, разреши мне сохранить за нами это жильё.
— Тогда послушай и меня, — нахмурился Эпикур. — Ни с кем не обсуждай моих дел, тем более не пытайся в них вмешиваться.
— По-моему, я не давал тебе повода для таких подозрений, — обиделся Мис.
— И правильно делал.
Эпикур застегнул на плече пряжку и, не прощаясь, вышел.
Он совершенно не желал думать о будущем, слова Миса пролетели мимо его ушей. У него была более важная забота — перетерпеть несколько часов, оставшихся до обеда. Финансовые подсчёты, за точность которых трудно было поручиться, помогли скоротать время.
Выйдя после службы из Булевтерия, юноша тут же на Агоре купил для Филоктимоны головную повязку, красную, с нашитыми серебряными цветочками, и отправился в Коллиту.
Филоктимона встретила его с затаённой радостью, Эпикур понял, что она ждала этого мига не меньше, чем он.
— Как тебе идёт походная хламида! — воскликнула девушка. — О, проводник, куда ты поведёшь меня?
На подарок она взглянула критически и предложила пока воздержаться от таких покупок. Эпикур не понял, был ли подарок ей не по вкусу, или она навела справки о его доходах, но в те дни этой темы они больше не касались.
Пообедали. Потом Филоктимона попросила что-нибудь рассказать, и Эпикур прочёл ей «Пир» Платона.
— Не пойму, почему Сократ так расхваливает однополую любовь, — сказала девушка. — Если в её основе душевное согласие, то при чём тут Эрот?
— Конечно. Я уверен, настоящая дружба не нуждается в подпорках. Но заметь, Сократ восхваляет её на словах, а на деле ведёт себя иначе. Помнишь, как ввалившийся на пир Алкивиад рассказывает о своих безуспешных попытках соблазнить его? А Алкивиад ведь был не только любимцем Сократа, но и первым красавцем Афин!
— Верно, — согласилась Филоктимона. — Знаешь, что ещё я хотела тебе сказать, — продолжала она, перейдя на шёпот, — я навек тебе благодарна, что ты дал испытать мне, служительнице Афродиты Народной, любовь Афродиты Небесной. Ведь Афродита Пандемос, можешь назвать её пошлой или телесной, покровительница только любовного искусства. А с тобой я забываю все уловки, и остаётся одно желание — дать тебе счастье!
— Милая, — прошептал Эпикур, — я чувствую то же самое.
— Это она, Афродита Урания! — кивнула Филоктимона. — Недаром мы встретились у её храма.
Мис не ошибся. Эпикур перестал являться домой. Только раз зашёл взять несколько книг и свои записи. В те первые безумные дни ожидания ему казалось, что, поцеловав Филоктимону, он сразу сделается другим человеком. Но этого не произошло, он остался таким, каким был. Только в его душе открылась новая область, некая страна, в которой царствовала Филоктимона. Это был замечательный край. Там обитали неожиданные улыбки, чуткие прикосновения, недоступные прочим намёки. Был воздух, который держал и допускал полёты без крыльев, существовали потоки, падавшие в бездну сквозь жерла огненных пещер и мягкие цветущие луга, которые освещала нежность. Страна не имела границ, но он бы скорее умер, чем допустил туда кого-нибудь, кроме царицы.
