Вокруг шла отчаянная рубка. Мстиславовы дружинники, перемешавшись с владимирцами, работали умело и хладнокровно. Но и им порядочно доставалось: люди князя Ярослава понимали, что спасение их жизней зависит от них самих, и бились отчаянно.
Быстро и хищно оглядываясь по сторонам в поисках опасности для Мстислава Мстиславича, Никита с мгновенной острой горечью заметил, как его добрый товарищ Путята, побагровев лицом, схватился за острый наконечник сулицы, вылезший у него из груди — как раз посередине. Покачался немного Путята и от чьего-то толчка свалился кулём под ноги своему коню, взмахнув, будто прощался, белым древком, торчащим в спине. Вот ещё один знакомый прижал ладонь к шее, из которой хлестала кровь. Вот ещё один дружинник от удара тяжёлым обухом в грудь закашлялся, припал к конской гриве, выронил оружие и поехал как-то боком, всё ниже клонясь и сплёвывая длинные красные слюни.
Огромный владимирец с окровавленным лицом вдруг свирепо, неизвестно откуда взявшись, наехал на Никиту, клокоча злостью и размахивая мечом. Никита бросился ему под левую руку и ударил наугад. Выпрямился, посмотрел — и похолодел: удар, видно, пришёлся по брони и не нанёс противнику повреждения. И бешеный владимирец, потеряв Никиту из виду, забыв о нём, прорывался теперь уже к незащищённой спине Мстислава Мстиславича.
Коню владимирца оставалось сделать всего два-три прыжка, чтобы донести своего седока, занёсшего меч, до князя. А Мстислав Мстиславич, никак не ожидая удара сзади, был занят рубкой последнего заслона перед воротами. Тогда Никита сделал единственное и последнее, что мог сделать: не задумываясь, он метнул свой меч в спину врагу.
Сверкнув в воздухе, увесистый меч вошёл в широченную спину с тем особым звуком, который издаёт протыкаемая плоть и который в бою всегда слышишь, несмотря на стоящий вокруг тебя крик, звон и стук. Возблагодарив кого-то — он даже не успел осознать, кого благодарит, — за небывалую удачу, Никита догнал убитого врага и за рукоять меча, выглядывающую как раз из-под левой лопатки, сдёрнул того с седла. Меч засел крепко, пришлось спешиваться и, загородившись на всякий случай конём, вытаскивать оружие, придерживая ногой тело, сразу ставшее мягким и студенистым.
Когда он снова взобрался на коня, увидел, что битва почти закончена. Уцелевшие владимирцы, поняв, что прорваться за привычные стены и отсидеться там не получится — ворота уже были заняты князем и его людьми, — начали деятельно спасать свои жизни. Кто бросал оружие и сдавался на милость, кто бежал, в эту милость не веря. Всех ловили, вязали, как овец, сбивали в кучу. За теми же, кому удалось бежать, была отряжена погоня. Хотя куда им было деваться в городе, где каждый житель испытывал к ним лютую ненависть?
