Казалось бы — жить да жить. Но не таков был Мстислав Удалой, чтобы удовлетвориться достигнутым. Всеволод Чермный, сидящий в Киеве, не давал душе успокоиться. В конце пятого года Мстислав пошёл на своего злейшего врага и выгнал из Киева! Отобрал все захваченные земли, все поднепровские города! Затем, вернувшись ненадолго в Новгород, снова отправился в южную Русь: там много было дел. Венгры собирались захватить Галич, польский король Лешек тоже имел притязания на исконные русские земли. Половцы продолжали тревожить своими набегами. Да и Чермный был жив, а сего зловредного князя нельзя было оставлять в покое.
Там-то, в южной Руси, Мстислав Мстиславич узнал, какая беда пришла в Новгород. И особенно обидно, что виной этой напасти был его зять Ярослав.
Получив дурные вести, Удалой, не раздумывая, бросился новгородцам на помощь.
Беда, постигшая новгородцев, о которой столько думалось по пути сюда, теперь предстала перед Мстиславом Мстиславичем наяву. Он видел вымершие подворья, переполненные мёртвыми телами скудельницы, видел и просто трупы, валяющиеся там и сям, объеденные псами, а вот самих псов уже не видно было на улицах, что могло говорить лишь об одном — сами стали пищей.
Князь смотрел туда, через Волхов, на дворец, возвышающийся над городом, дворец, где ещё недавно жил, считая эту жизнь скучной, томясь по большим делам и новым воинским подвигам. Роскошное и любезное взору это строение сейчас казалось Мстиславу Мстиславичу неким гнойным волдырём, что, испуская зловоние довольства, выпивает последние соки из города, из его слобод и улиц, раньше кипевшими жизнью.
Такие же чувства, очевидно, владели и его верными дружинниками. На их лицах всё было написано. Люди бывалые, много повидавшие, не раз вместе с князем стоявшие бок о бок в сражениях, не раз устилавшие поле битвы сотнями вражеских тел, сейчас они испытывали вместе с гневом и определённую растерянность: такого злодейства ещё не приходилось видеть. Князь бросил взгляд на своего мечника Никиту, который находился рядом неотлучно, и увидел, что тот готов разрыдаться. Неудивительно: Никита-мечник сам был новгородец, и где-то здесь, на Софийском конце, жили его близкие. Застанет ли он кого-нибудь в живых? Пора было, однако, начинать. Мешкать не следовало.
Мстислав Мстиславич подал знак, махнув рукой: вперёд! Все уже ждали этого знака, поэтому через мост дружина прошла быстро, не растягиваясь, как одно слитное тело. Ещё с моста заметили: перед главными, западными воротами детинца
