– Пыль и камни. – Я ещё не готов. Вдыхаю с хрипом. – Здесь так же страшно, как в байках северных сказочников про загробную жизнь?
Снова пожатие плечами.
– Ял, мы не похожи на вас, последователей Белого Христа. Нам не обещают ни рая, ни зелёных лугов праведникам, ни вечных мук грешникам. Только Рагнарёк. Последняя битва. Ни обещаний спасения или счастливого конца – только что всё закончится в крови и войне, и у людей будет последний шанс, чтобы поднять свои топоры и выкрикнуть свой клич в конце времён. Священники говорят нам, что смерть – это просто место, где можно подождать.
– Изумительно. – Я выпрямляюсь. Вытягиваю руку, когда он пытается пойти. – Если это место, где нужно ждать, то зачем спешить?
Снорри игнорирует эти слова. Вместо ответа он протягивает кулак и раскрывает его, демонстрируя пыльную руку.
– И к тому же, это не пыль. Это засохшая кровь. Кровь каждого, кто когда-либо жил.
– Могу показать тебе ужас в пригоршне праха[2]. – Слова вылетают из меня со вздохом.
Снорри улыбается.
– Эллиот Джон, – говорю я. Когда-то я потратил целый день, запоминая цитаты из классической литературы, чтобы производить впечатление на женщину с внушительным образованием – а также с внушительным состоянием и фигурой, похожей на песочные часы, наполненные сексом. Я уже не помню тех цитат, но иногда они всплывают случайным образом. – Великий бард из времён Зодчих. А ещё он написал несколько песен из тех, что вы, викинги, вечно портите в своих пивных залах! – Я начинаю отряхиваться. – Но это всего лишь красивые слова. Пыль есть пыль. И мне плевать, откуда она взялась.
Снорри пропускает пыль сквозь пальцы, и она улетает с ветром. На миг это всего лишь пыль. А потом я вижу его. Страх. Словно пыль вдруг оживает, кружится, падая, и в ней мелькает лицо – младенца, ребёнка, невозможно различить, это может быть кто угодно… я… внезапно это я… лицо стареет, покрывается морщинами, высыхает, виднеется череп, и всё исчезает. Остаётся лишь ужас, словно я видел свою жизнь, показанную за одно мгновение – которая развеялась, как пыль на ветру, и была столь же бессмысленной.
– Пошли. – Мне надо убраться отсюда, двигаться, не думать.
Снорри идёт впереди в том направлении, куда отправились души, хотя сейчас уже от них не осталось ни следа.
Мы идём целую вечность. Здесь нет ни дней, ни ночей. Я хочу есть и пить, сильнее, чем когда-либо в жизни, но мне не становится хуже, и я не умираю. Возможно, еда, питьё и смерть здесь просто не случаются – здесь только ожидание и боль. Это место опустошает. Я слишком высох, чтобы жаловаться. Здесь лишь пыль, камни, холмы вдалеке, которые никогда не приближаются, и спина Снорри, который всё время двигается.
